Когда дворецкий Неарх доложил царю Египта Птолемею Второму, что прибыл посланец из Антиохии и просит аудиенции, царь в белой тунике из тонкой нити, что спускалась до колен и в шелковых домашних туфлях на босу ногу, стоял около столика и подкидывал игральные кости, делал вид, что не слышит. Неарх не повторил сказанного, из опыта знал, что стоит повторить - и царь вспыхнет гневом. Сложив руки на груди, молчал. Царь отошел от столика, оглядел дворецкого глубоко посаженными темно-карими глазами, как бы впервые видит, и заговорил глухим грудным голосом:
- Дорогой Неарх, кому и когда ты обязан уведомлять о прибытии посланцев? Молчи. Уведомлять обязан архонту Главной канцелярии. Молчи. Тебя я всегда ставил в пример другим служителям, как сообразительного и работоспособного царского помощника, но последние дни начал сомневаться, действительно ли ты такой.
Неарху это не было новинкой. Птолемей любил поучать, когда имел хорошее настроение. Вчера успешно закончился ежегодный праздник в честь бога Амона-Ра. Артисты, поэты, музыканты под громкие аплодисменты зрителей выступали на подмостках из дерева на площади города. Он искренне аплодировал им: был на стадионе, где длинноногие девчата и стройные юноши соревновались на скорость в беге; ездил в бывшую столицу Мемфис, где на ипподроме смотрел на соревнования мужей в верховой езде на лошадях, там же слушал хор гетер из храма Птаха.
О гетеры, жрицы любви, кто вас посеял?! С какой сошли звезды? Пышноволосые с голыми бедрами и волнующей грудью, они с глубоким чувством исполняли эротические танцы и пантомимы на сюжеты страстной любви. Он пил с ними вино, шутил и хвалил за особый талант - нравиться людям.
- Мой царь, я помню, - несмело заговорил дворецкий,
- Что помнишь? Ничего не помнишь.
- Мой царь, посланец от вашей дочки Береники. Он хочет вручить письмо из правого кармана.
Царь встрепенулся:
- От Береники? Где он? Немедленно привести!
- В тронный зал?
- В игральную комнату.
Игральная комната имела высокий потолок и массивные толстые стены с широкими окнами, закрытыми прозрачными шторами. На середине комнаты стоял стол из красного дерева, инкрустированный серебром. На нем игральные кости, несколько золотых кубков для вина и серебряная тарелка для фруктов. Над столом висело украшение в форме опахала из перьев страуса.
Царь Птолемей фанатично увлекался игрой в кости. Долгими вечерами играл с придворными вельможами, иногда с иноземными царями и вождями лояльных племен. Во время игры пил вино и ел оранжевые апельсины. Когда хмелел да еще и проигрывал, спорил, ругался и топал ногами. Царедворцы хорошо знали его нрав, потому, чтобы не гневить царя специально проигрывали. Игра заканчивалась счастливо. Допивали остатки вина, доедали печенье и фрукты и, пожелав один одному доброй ночи и хороших снов, мирно расходились по домам.
Хуже было новичкам, особенно вождям и наместникам провинций, которые желали честной игры. Такие поединки заканчивались часто руганью, а иногда и драками. Но вчера он играл с молодыми жрицами любви, гетерами храма Амона. Зачарованный их красотой и горячим темпераментом, часто проигрывал, но не спорил и не топал ногами. Был счастливый.
В игральную комнату царь зашел сам. Подошел к столу и по привычке подкинул кости. Выпала пятерка. Везёт. Будет счастливый день. В последние годы судьба к нему была благосклонной. Большая нищета покинула страну, казна пополняется новыми египетскими деньгами - золотыми статерами, серебряными тетрадрахмами и медными оболами. Рабы не ропщут, покорно тянут свой воз, а меченосцы не требуют большей платы. В гимназии приезжают учиться молодые люди с противоположного берега моря, как было во времена Пифагора и Аристотеля.
Царь не был большим реформатором, но не отставал от требований времени: ликвидировал долговое рабство, ввел разъездные суды, унифицировал денежную систему, и поделил граждан на имущественные разряды, обозначил их права и обязанности. Добрым знаком стало примирение с Антиохом Вторым, - породнились и отказались от спорных провинций.
В покои зашел слуга, принес пурпурную царскую тогу, поклонился и накинул ее на плечи царя.
Когда в сопровождении Неарха посланец зашел в комнату, царь сидел около стола в кресле из эбенового дерева с холодным лицом без царской тиары. Это уже был совсем другой человек, ничем не похожий на еще несколько минут тому назад рассудительного собеседника. Он имел большой дар перевоплощения. На приемах послов, когда было надо, выдавал себя за каменного убежденного в своей правоте человека, знающего чего хочет.
Высокий, крепкий стройный посланец по дворцовским правилам энергично приложил сжатую в кулак правую руку к сердцу и приветствовал царя:
- Великий царь…
- Вседержитель, - поправил дворецкий.
- Великий царь вседержитель Верхнего и Нижнего Египта, имею честь приветствовать вас и передать из правого кармана лично Вам письмо, лично написанное великой царицей державы Селевкидии Береникой.
- Царицей? - спросил удивленно Птолемей. - Где царь, ее муж?
- Царь Антиох Второй умер.
- Умер? Когда?
- Перед днем моего отъезда.
Птолемей вскочил с кресла и снова сел.
- Где письмо?
Посланец достал из кармана заклеенный и скрепленный печатью Береники конверт из пергамента и хотел передать царю, но Неарх остановил. Взял письмо, осмотрел и дал посмотреть Птолемею. Когда тот кивнул головой, мол, все нормально, распечатал.
Царь читал внимательно и в процессе чтения лицо оживало, глаза добрели. Закончив читать, с минуту изучающе смотрел на посланца, потом спросил:
- Как звать? Ты скиф? Кто твой отец?..
- Могоуважаемый вседержитель… меня звать Демосфен, а отца - Маркус. Он управитель Берениковой канцелярии. Он не скиф, мы из рода эллинов.
- Если он светловолосый, как ты, то скиф. Я доволен, что моя дочка имеет преданных скифов, они успешно воевали с персами. Дочка в письме называет тебя верным другом Египта и просит взять под царскую опеку. Я согласен. Мы ценим преданных нашей короне людей. Мы надлежаще их награждаем и любим.
Дворецкий удивленно смотрел на царя, давно не видел его таким взволнованным и щедрым на похвалу. Только что-то особенное могло разбудить и активизировать в нем затаенные помыслы, стать щедро-наивным.
- Когда собираешься домой? - спросил царь.
Демосфен ответил не сразу. Ему Протеем было наказано: быть как можно дольше в Александрии, войти в доверие придворных, разгадать замыслы Птолемея насчет Селевкидии в связи со смертью Антиоха. Если будут военные приготовления, внимательно следить за ними и важное передавать отцу Маркусу через караванщиков, с которыми есть договоренность.
- Так когда домой? - снова спросил царь.
- Хочу сказать правду. Дорога в Антиохию очень опасная, там много разбойничьих банд. Ехать одному рискованно. В последний год бандитские разбои увеличились. Виноват Антиох, не боролся с ними… Экономика державы разрушена, перелетная саранча уничтожила посевы. Рабы бунтуют, воины требуют увеличения платы… Государственная казна пустая, армия малочисленная и плохо вооружена.
Царь с большим интересом слушал Демосфена о тяжелом экономическом положении соседней державы. В его сознании уже начинал созревать план как воспользоваться такой ситуацией для отвоевания земель, которые когда-то принадлежали Египту.
- И велика ли застава вашей столицы? - спросил Птолемей.
- Пятьсот конников под моей командой.
- Ты командуешь заставой? - спросил царь и его лицо расплылось от удовольствия. - Если ваши люди признают нас своими друзьями, мы поможем избавиться от обнищания и разбойников. Воины будут получать высокую плату, а рабы притихнут. Наши воины хорошо вооружены. Ты меня понял верно?
- Да, великий царь, понял правильно. В Селевкидии много молодых здоровых парней, которые хотят служить в армии, но Антиохова казна пуста; они убегают к Антогонидам в Македонию и там вступают в их войско.
- Антогониды - наши враги, - с неприязнью сказал Птолемей. - Еще со времен Александра, они только то и делают, что нам вредят. Они вредители. После того, как коронуем Беренику и найдем общий язык с вашими людьми, мы накажем их. У нас отважные воины и талантливые военачальники, они любят Египет и своего царя, который заботится о них. Если наши народы объединятся, то могу уверить, что люди не будут голодать, а молодежь не убежит к Антогонидам. Они будут иметь хорошую плату и будут служить нам. Саранча не появится на посевах. Наши жрецы знают, что надо делать, имеют большой успех в этом деле. Египтяне хотят мирно жить с антиоховцами и поровну делить добычу. Нам известно, что ваши номархи, которые управляют землями, когда-то принадлежавшими фараонам, приезжают в Александрию, привозят большие деньги, покупают красивых гетер и ведут разгульную жизнь, бесчинствуют, торгуют рабами и конями, а ваши люди бедствуют. Почему? Ибо Антиох был слабым царем. Мы быстро наведем порядок, знаем как, имеем большой опыт. Номархов, которые обворовывают державу, продадим в рабство, а злодеям поснимаем головы. Ты меня понимаешь?
- Да, понимаю и принимаю ваши мудрые советы. Египет великая и известная держава в мире. С детства я мечтал побывать в вашем славном царстве, посмотреть египетские удивительные места, о которых с большим волнением рассказывают путешественники; побывать в святилищах богов, прочитать священные надписи на саркофагах фараонов, которые покоятся в пирамидах - в огне, что пылает в середине. Египет люблю издавна.
Птолемей подошел к Демосфену и положил руку на его плечо:
- Рад слышать такое от друга моей дочки. Оставайся в Александрии. В Антиохию поедешь с моим сыном Эвергетом. Береника просит его в гости. С детских лет они любят друг друга. А чтобы в дороге не ограбили разбойники, дам надежную охрану.
- Сердечно благодарю вседержителя Верхнего и Нижнего Египта, - учтиво поблагодарил Демосфен. - Все, что услышал от вас, расскажу царице. Она будет рада и счастлива.
Царь велел дворецкому Неарху поселить Демосфена в доме оракула и взять на полное царское содержание, как особо важного гостя. Дал знать, что аудиенция окончена. Но Демосфен продолжал стоять.
- Что-то не так? - спросил царь.
- Осмелюсь просить за коневодов… Семнадцать лет назад племя коневодов, спасаясь от Антиоховских сборщиков, убежало из Вавилонии и с вашего разрешения поселилось в Египте. Они просят вашего разрешения вернуться на землю предков. Люди племени не любили Антиоха, враждовали с ним и гнали его сборщиков податей. Их люди много раз принимали участие с вашим войском в походах на Антиоха. Они хотят остаться вашими верными людьми, воевать против общих врагов и выращивать коней для вашей армии на родной земле.
- Почему ты просишь, а не вождь?
- По дороге к вам я попал в большую беду, и они спасли мне жизнь. Я обязан им.
- Справедливо и похвально. Но с таким вопросом обращаются не к царю, а к архонту канцелярии.
Неарх, который молча стоял около дверей, ссутулился. Он боялся царского гнева, что не сказал посланцу, с какими прошениями нельзя обращаться к царю. Но гнева не было. Птолемей уже слышал об этих лояльных к нему людях из далекой Вавилонии, которые помогут ему утверждать там свою власть. К тому же они коневоды. И он вдался в философию:
- Кто имеет много коней, тот выигрывает войны. Мы имеем много хороших коней, но их всегда мало, как мало и молодых людей, которые служили бы преданно в войске. Коней мы можем купить, но где найти мужественных, патриотичных юношей? Их не купишь, они не продаются. Их надо родить и духовно привязать к родной земле. Когда-то фараоны отпустили иудеев в край, обещанный их богом, и этим потеряли канцеляристов, оракулов, талантливых торговцев, мастеров политики, учителей и других специалистов. Мы об этом помним и не хотим повторять ошибки наших фараонов. Однако, если послы вождя прибудут, пусть обратятся к архонтам.
- Мой царь, послы в Александрии. С ними я беседовал. Они довольны, - сказал Неарх, а сам подумал: "Осирис, спасай!.. Я же выгнал их на улицу и сказал, чтобы не возвращались. Разве мог подумать, что царь заинтересуется ими. Надо немедленно разыскать их, пока не ушли из столицы".
- Демосфен, ты доволен ответом? - спросил Птолемей.
- Да великий царь, вседержитель Верхнего и Нижнего Египта, полностью доволен. Простите, за невежество и банальные вопросы. Знаю, что мелкими делами царь не занимается, но бывают исключения.
Царь одобрительно кивнул головой и сказал, что больше не задерживает.
Дворецкий провел Демосфена во внутренний двор, сжатый с трех сторон жилыми домами.
Теперь Неарх заискивал перед ним. Выбегал вперед, учтиво кланялся и открывал двери. Еще бы не заискивать! Сам царь Птолемей обласкал его великой милостью, велел поселить в доме оракула, где могут временно жить только чужеземные цари и неархи. А еще велел выдать крупную сумму денег на ежедневные траты, вручить царский ярлык и закрепить за ним служанку из царских покоев. Такое не часто бывает.
Вспоминается, что лет десять назад от греческого царя приехала его дочь с письмом, в котором царь просил Птолемея помочь ему в войне с римлянами. Тогда Птолемей воевал с Антиохом и сам просил помощи. Хотел отказать, но не отказал. Девушка своей красотой и мягкостью очаровала. Он помирился с Антиохом и послал царю военную помощь, но дочку оставил при своем дворе. Со временем она стала его второй женой и теперь занимает не последнее место в иерархии царей.
- Уважаемый дворецкий, почему царь назвал меня скифом? Разве я похож на скифа? - спросил Демосфен.
- Царь не ошибается. Птолемеи очень уважают скифов, они помогли им стать царями, - ответил Неарх и попросил подождать его во дворе, а сам пошел в дом, стоящий слева от дворца.
Только теперь Демосфен почувствовал нервное напряжение, будто в висках кто-то постукивал молоточками и позванивал в ушах.
Он не ожидал такой успешной встречи с царем. Думал, что будут допытывать, подозревать в неискренности и недостоверности доказательств, а получилось совсем иначе: царь принял все без сомнения. Первую часть поручения друзей выполнил. Теперь остается молиться и терпеливо ожидать новых развязок.
Он достал из кармана божка, долго рассматривал, но чувства божественности не ощутил.
Опасность и трудности остались позади, душа радовалась успехом, зарождались оптимистические мысли, которые не оставляли места для бога. Он снова положил фигурку в карман и пошел до коновязи, что была под роскошным кипарисом, и сел на длинную деревянную перекладину.
Солнце уже садилось и густые тени от высоких деревьев украшали замысловатыми узорами каменное покрытие двора.
На крыльце, обставленном скульптурными изображениями египетских богов, около входных дверей дворца стояла стража с короткими мечами и длинными копьями. В косых солнечных лучах яркими огоньками поблескивали отполированные медные наконечники пик. Когда незнакомый человек приближается к дверям, стражники, скрестив копья, останавливали его и держали так, пока не приходил дворецкий.
С улицы во двор въехала царская колесница, запряженная парой вороных упитанных лошадей. Из колесницы вышли простоволосый чернявый человек лет под сорок и молодая красивая женщина. На мужчине была перепоясанная парчовая туника. И туника и горделивый вид мужчины говорили, что приехал высокопоставленный чиновник. Он быстрым широким шагом пошел к дворцу, недовольно блеснув глазами на Демосфена, когда проходил мимо.
За ним в шелковом голубом платье, которое тесно обтягивало тонкий стан, мелкими шажками прошла женщина, стуча по каменной брусчатке новенькими украшенными золотыми накрапами сандалиями из выделанной бычьей шкуры. Она остановилась около Демосфена и они встретились взглядами.
- Кто бы ты ни был, - наиграно кокетничая, сказала она, - желаю побыстрее отсюда уйти, ибо придет стража и научит правилам поведения.
- Правилам поведения?
- Ты не приветствовал сына царя.
- Как его зовут?
- Эвергет.
- Ого! Вот он какой!.. А ты кто такая? Как звать?
Женщина дернула плечами, пальцами правой руки, на которых были золотые широкие перстни, поправила длинную дорогую сережку на мочке уха, и ничего не ответив, пошла к крыльцу дворца.
На пороге дома появился Неарх и рукой поманил Демосфена к себе.
Когда шли к дому оракула, Демосфен спросил:
- Уважаемый дворецкий, скажите, кто та женщина, которая приехала с Эвергетом? Она его жена?
Дворецкий Неарх с интересом посмотрел на него и ответил:
- Вы уже познакомились с сыном нашего царя? Поздравляю. Ему суждено долгое и успешное царствование.
- Это я знаю. Скажите, кто та женщина, как ее зовут?
- Она вам понравилась? Кассандра всем мужчинам нравится. Имеет доброе сердце и разум.
- Так кто же она?
- Гетера. Жрица любви храма бога Амона-Ра. Своей красотой она, говорят, подобна Олимпиаде, которая тоже была гетерой, и родила царю Македонии Филиппу сына Александра. Тот сын уже взрослый пошел войной на персов, освободил от них Египет и сам короновался на фараона.
- Это я знаю. Скажите, почему дом, в котором меня поселяют, называется оракуловым? Там оракулы?
- Там живет один царский оракул. Иудей. Он первым вас встретит, ибо все видит и чувствует первым. Такой интересный человек.
- Умный?
- Как каждый грамотный предсказатель и звездочет.
Они зашли в кирпичный дом с широкими мраморными ступенями, поднялись на второй этаж.
Дворецкий пошел впереди по затемненному коридору и попросил Демосфена идти за ним. Пройдя несколько метров, открыл дверь в просторную меблированную роскошными стульями, креслами, столом и кроватью комнату. Как только стали на порог, из комнаты выглянул лысый, чернобородый приземистый мужчина и с притворной радостью выкрикнул:
- О-о-о!.. Я имею нового хорошего соседа! Прошу зайти ко мне.
- Спасибо, но не сразу, - сдержанно ответил Демосфен.
- Понимаю, понимаю, человеку с дороги надо отдохнуть.
Помещение было чистое, светлое с окнами на море. Неарх достал из кармана серебряную небольшую медаль с рельефным изображением портрета царя Птолемея. Медаль имела дырочку, в которую была протянута шелковая голубая ленточка, завязанная концами узлом. Он подошел к Демосфену и торжественно повесил ему на шею:
- Это ваш дворцовый пропуск. А это, - он вытащил из другого кармана кожаную мошну и высыпал из нее на стол золотые монеты, - это на проживание.
Демосфен с большим удивлением посмотрел на щедрые подарки. За какие заслуги? Что надумал царь? Ведь просто так цари не платят. Он не благодарил, стоял и молчал.
Когда Неарх вышел из покоя, не раздеваясь, прилег на кровать и заснул.
Проснулся в полутьме. В окно смотрело серое небо и он подумал, что это утро. Но это был вечер. Дом стоял на холме и из окна было хорошо видно часть города в долине, освещенную луной и морское побережье с кострами торговцев, и Фаросский маяк, мигающий подслеповатым глазом.
Спать не хотелось и он вышел в коридор, по ступенькам поднялся на крышу. Там в широком с высокой спинкой кресле сидел оракул и смотрел в небо.
- Прошу, прошу, - не поворачивая головы, сказал оракул. - Садитесь в кресло, рядом со мной и любуйтесь звездным небом. Вы только посмотрите, какая чистота! Какая высота!.. Какие звуки и цвета!
- Вы слышите звуки звезд?
- Если сильно захотите, то и вы услышите. Звезды между собой разговаривают. У них там четкий, разумный порядок, не воюют и не уничтожают друг друга, живут мирно и радостно, придерживаются небесной гармонии. Своим совершенством привлекают людей. Люди хотят научиться их мудрости, но это не удается.
- Мне сказали, что вы многолетний царский оракул, гадаете на звездах.
Оракул выпрямил спину, повернулся лицом к Демосфену:
- Это правда, что многолетний оракул. Моему предшественнику царь снял голову за то, что не предвидел его поражения в войне. Мне, слава богу Иегове, пока удается держать голову на плечах. Но кто скажет, сколько еще дней или лет? Звезды не отвечают на такие вопросы. Меня зовут Рувим. Такое имя дал отец в честь моих дедов Рувимов. А вас зовут Демосфен? Красивое имя, оно от греков.
- Откуда вы узнали мое имя? Мы с вами не встречались.
- Добрый человек, я не спрашиваю, откуда вы приехали, но знаю: из Антиохии от Береники. На земле ничего тайного нет. Рано ли поздно тайное всплывает наружу. Разница только во времени.
Демосфен ощутил беспокойство: "Не знает ли он еще чего-то обо мне?"
Рувим заметил его беспокойство на лице, смолк, он хорошо разбирался в характерах людей, был неплохим психологом.
- Уважаемый Рувим, я люблю слушать разумных… Мне интересно слушать вас, - начал говорить Демосфен, путано подбирая слова. - С молодых лет я мечтал… Хотел быть звездочетом, но бог распорядился иначе. Мне остается только удивляться звездной гармонии да мечтать о высоте небесной, с которой можно было увидеть истину.
- Истина в человеке. Чтоб ее узнать, не нужно лезть на небо. Вы сомневаетесь? Это похвально. Сомнение - начало мудрости. Один человек сказал мне: кто не сомневается, тот не исследует, кто не исследует, тот не прозревает, кто не прозревает, тот остается слепым.
Рувим поднялся с кресла, подошел к краю крыши и локтями оперся на поручни балюстрады. Теперь Демосфен увидел, что он в белой долгополой хламиде, какую носят еврейские священники. На голове белая маленькая кругленькая шапочка, на ногах кожаные шлепанцы. Он молчал, оглядывая море и огни факелов на пришвартованных к берегу кораблях.
На кровле, как два белых призрака, появились гладкошерстные коты. Они медленно, с чувством своей исключительности, прошлись по крыше и сели на выступе стены. Вдруг один из них затянул долгую кошачью песню о разбитой любви.
- Брысь, брысь, - замахал руками Рувим. - Не люблю котов, но должен терпеть. Египтяне фанатично уважают их, считают священными животными. Богиня Бубаста имеет вид кошки, а бог Ра, чтобы перехитрить своего соперника бога Сета и убить его, принял образ кота. Коты это знают и сделались агрессивными и нахальными. Вы заметили как тот кот, что сидит слева, смотрит на меня? Наглец понимает, о чем говорю. В вашем крае котов много?
- Хватает, но люди смотрят на них без особой любви, кроме Береники. Она очень любит кошек.
- Говорят, вы друг Береники и имеете жену.
- Верно говорят, но не такой друг, как вы подумали. Я военачальник.
- Командуете большим войском?
- Небольшой столичной заставой.
- Понимаю, много войска - много проблем. Как вы думаете, коронованной царицей Селевкидии будет Береника или Лаодика? - продолжал расспрашивать оракул. - Они обе разумные женщины и обе хотят быть коронованными.
- Да, обе имеют право на корону.
- Ваша правда, добрый человек. Имеют право на власть. - Рувим попробовал улыбнуться, однако у него не вышло, и он продолжал. - Власти, какой бы большой она ни была, властолюбцам всегда мало. Власть, как хмельной напиток, пьешь и хочется. И чем больше пьешь, тем больше хочется. А когда приходит время потерять ее, властитель готов на самый позорный поступок, чтобы сохранить ее для себя. Я говорю правильно?
- Да, разумеется, - согласился Демосфен.
- Скажите, вы хотели бы быть царем? - вдруг спросил Рувим. - Не отвечайте. Такого человека нет, кто не захотел бы посидеть на троне. Я тоже не против, только что скажут люди? Чтобы быть царем и успешно править державой, надо что-то иметь в голове... А такое дается только богами. У меня такого нет. У вас может быть. Вы человек мужественный и выдержанный… Чтобы пройти знойную пустыню без воды и еды, надо иметь немалое мужество и настойчивость. На вашем месте я бы не шел через пустыню, поехал бы на верблюде. Покачивался бы в седле и не думал о воде и еде. Однако не люблю верблюдов, они не нашей земли, ленивые и капризные. Люблю ослов. Они трудолюбивы и мудры. Вы когда уезжаете?.. Не отвечайте. Уедете не скоро.
- Как? - невольно вырвалось у Демосфена. - Царь пообещал через неделю-другую.
- Людям дано ошибаться, в том числе и царям. Большие государственные дела быстро не делаются.
Демосфен понял, что Рувим много чего знает о нем. Он мог узнать от послов, которые приехали с ним, а также от караванщиков, что из Антиохии. Тут нет тайны. А если знает больше? От такой мысли ему сделалось дурно. Закралось подозрение. Оракул перестал ему нравиться. Демосфен сослался на усталость - хочет отдохнуть, ибо завтра предстоит много дел - и пошел к лазу, чтобы сойти с крыши. Но Рувиму не хотелось оставаться одному, он сказал:
- Не спешите, посмотрите, как падают звезды. Это сообщение о рождении новых звезд, по которому старые звезды должны уступить место новым.
Но Демосфен уже не слушал, шел к лазу.
- Господин, - крикнул Рувим, - будьте осторожны, не споткнитесь на лестнице, ступеньки узкие.
- Постараюсь, - ответил Демосфен, а сам подумал: "На какие ступеньки он намекает? Крокодил бы его сожрал".
После полночи пошел дождь. Его длинные плети висели над приникшими домами, апельсиновыми садами, пустым берегом и убогими хижинами рабов. Внезапно вспыхнула молния, ярко осветила помещение, потом громко с разбегом по всему небу раскатился могучий гром.
Демосфен задернул занавесками окна, лег в постель, его глаза сомкнулись и он заснул. Спал долго. Разбудила служанка. Она стояла около кровати в короткой выше колен юбке; в левой руке держала чашку с водой, а правой тормошила Демосфена за плечо:
- Господин, я принесла воду умываться. Буду убирать покои.
- Умывайся и прибирай.
- Нет, нет!.. Вам умываться.
Она зашла в смежную комнату, там оставила чашу с водой и вернулась назад. Стояла перед кроватью, худенькая, низенького роста, на голове копешка небрежно рассыпанных волос, на щеках круги красной сухой охры. Хрупкая, с большими глазами и детским личиком напоминала большую куклу.
- Вам что-то нужно? - спросила она, играя глазами.
- Спасибо, девочка. Пока ничего не нужно.
- Вам ничего не нужно? - снова спросила служанка.
- Не нужно. Прибирай комнату и позволь мне одеться, - ответил Демосфен.
Служанка с рабской покорностью кивнула головой и молча пошла в другую комнату.
После завтрака он решил посмотреть город, пройтись к пристани, побывать на рынках.
Дождь стих, небо очистилось от туч и солнце поспешно собирало росы с трав и листьев деревьев. Он шел по кипарисовой улице вниз к морю с чувством беспричинной радости и полноты сил, как это случается после успешно выполненной работы. Улица вымощена брусчаткой, застроена кирпичными домами, в которых находились магазины, кофейни, отдельно палатки с бытовыми товарами. Встречались мастерские под покатыми крышами, где ремонтировали или шили одежду, обувь, конскую и верблюжью сбрую, изготовляли бурдюки для воды и вина, точили ножи, наконечники пик и военных дротиков.
По улице бежали босоногие, крикливые дети, за ними, громко лая, гнался лохматый щенок. Из боковой улицы вышел худосочный неопределенного возраста мужчина с корзинкой, остановился возле кофейни и долго копался в кадке для мусора. Люди, не обращая на него внимания, проходили неторопливо, безразличные, без интереса, как к обычной чужой работе.
Демосфен пришел на перекресток улиц, что обрамляли площадь с фонтаном в центре, и там, в кофейне, пообедав жареной рыбой, приправленной соусом из горького перца и лука, выпил кружку кипрского вина.
К обеду со стороны моря приползли наполненные дождем тучи. С магниевой вспышкой загремел гром. Тучи сразу, будто с перепуга, выплеснули из себя на город море дождя. По улицам побежали мутные ручьи, в низинках образовались лужи.
Демосфен забежал под крытую галерею, пристроенную к дому с колоннами.
Кто-то сказал:
- Антиох умер, корону оставил Беренике.
- Правда?!
- Правда. Теперь Береника царица. Скоро свою варварскую державу присоединит к Египту.
Люди в галерее ободрились, задвигались, заговорили:
- Слава богам!.. Египет дождался своего времени. Земли фараонов возвратяться к Птолемею.
- Пока царь не уничтожит всех антиоховцев, мира не будет.
- Будет. Царь знал, что делает, когда отдавал дочку за пузатого варвара Антиоха.
- Пусть живет Птолемей!.. Смерть варварам!.. - кто-то пискливо выкрикнул из толпы.
Демосфену неприятно было слушать выкрики шовинистично настроенных египтян, и он пошел вдоль стены, вдоль галереи. В конце галереи стоял невысокий деревянный частокол, за ним - дворик сжатый домами. Перед одним из домов стояли рядами каменные терракотовые статуи - изображения египетских богов.
Ливень как появился внезапно, так и притих. Но небо еще моросило и крупные капли дождя падали с веток на статуи.
Из дома выбежал человек в широкополой шляпе и рогожным покрывалом в руках. Остановился около высокой белой статуи и накрыл ее покрывалом, но налетел порывистый ветер, подхватил покрывало и потянул его по двору. Мужчина быстро побежал по лужам, догнал покрывало, снова накрыл статую, но ветер не стихал, дергал рогожу и мужчина стоял и держал ее руками.
Демосфен молча следил за человеком и его безуспешной работой, потом крикнул:
- Дружище, плюнь на дурную работу!.. Дождя уже не будет, иди в дом!..
- Что он сказал? - услышал Демосфен за спиной.
- Думает, что умнее Клеофарда.
- Слышали, что сказал?
- Сказал, чтоб скульптор плюнул на бога Хонсу, сына Амона и Мут, и шел домой.
- Как! - одновременно выкрикнули несколько присутствующих. - Он плюнул на бога Хонсу?! Кто он такой?
Люди заговорили, переспрашивали один другого:
"Что он сказал?" - "Как он посмел?" "Кто он такой?" "Где он?" "Кто он?". Они тесным кругом окружили Демосфена и кричали ему в лицо:
- Ты кто, что порочишь бога Хонсу!? Варвар? Откуда приплелся?
- Люди, я ничего плохого не сказал, - начал оправдываться Демосфен, но его уже никто не слушал.
- Не верьте ему. Я его знаю! - крикнул кто-то слева из толпы. Демосфен посмотрел туда и увидел Дария. Он, расталкивая людей, пробирался к нему и выкрикивал: - Я его знаю. Он селевк из Антиохии!.. Он убил моих родителей!.. Я его знаю!
Люди притихли… И сразу все вместе со злобой и ненавистью закричали, завопили:
- Негодяй!.. Он плюет на наших богов!.. Убить его!
Несколько человек схватили за руки Демосфена, прижали спиной к стене.
Бешеный шум и выкрики долетели до корчмы, что была напротив галереи. Оттуда выбежали четверо пьяных завсегдатаев, спросили у людей:
- Чего горланите? Что случилось?
- Антиоховец плюнул на бога Хонсу.
- Где он?! Дайте мне его, - загорланил косолапый, простоволосый, без правой руки пьяница. - Дайте мне его… Ага! Вот он! Он мне отрубил руку в бою, когда я ходил на Антиоха!
Люди еще больше возмутились, кричали:
- Повесить!..
- Отрубить голову!
- Отрубить руку и отнести царю!..
Скульптор Клеофард, который молча стоял в стороне, понял, что досадный инцидент, в котором он повинен, приобретает угрожающие размеры и может привести к трагическим последствиям, стал утихомиривать людей, но его никто не слушал. Дарий, люто позглядывая на Демосфена, жестикулируя, кричал:
- Этот селевк воровал наших девушек и насиловал в плавнях. Сам видел! Он злодей!
Это переполнило чашу терпения присутствующих.
- Чего раздумывать… Повесить и все! - выкрикнул булькатый костлявый человек и полез на ветвистое дерево, чтобы закрепить веревку. Однорукий в миг схватил левой рукой Демосфена за петельки и дернул так, что верхняя одежда разорвалась нараспашку. Безрукий, увидев на оголенной груди царский ярлык, остолбенел. Кто-то сказал:
- У него царский ярлык. Он царский родственник.
Первым с дерева спрыгнул костлявый и юркнул за угол дома. За ним следом подался Дарий, а безрукий, растолкав людей, быстро поковылял по улице. Через минуту галерея опустела.
Демосфен и Клеофард, ошеломленные произошедшим, стояли по разные стороны частокола и виновато смотрели друг на друга.
Первым заговорил скульптор:
- Как будем обращаться?
- Будем на ты. Мы, кажется, однолетки.
- Кажется, так. Но я не царский родственник. Почему сразу не сказал, что имеешь ярлык? У нас за оскорбления царских гостей карают смертью. Можешь доложить Птолемею. Всех найдут и накажут.
- И тебя?
- И меня. Скажут, что виноват я, ибо недоразумение случилось из-за моей неловкости и неуклюжести, и еще наплетут разные глупости… Наши люди морально измельчали, испортились, поддались чужеземной культуре.
- Антиоховской?
- Антиоховцы нашей культуре не угрожают. Опасность - от греков. Они не уважают египетский язык, традиции и заповеди фараонов.
- Наши народы очень разные и по культуре, и по языку, - сказал Демосфен.
- Разные боги, так и народы разные. Это правильно. Аристотель сказал, что народы, как таковые сгинут, если будут иметь один язык и одну культуру. Они существуют только потому, что каждый хочет быть лучше другого. Дух соревнования, борьба - дар богов.
- Аристотель - грек, он воспитал Александра Великого, который завоевал Египет и короновался на Фараона. Почему вы симпатизируете Аристотелю?
- Его воспитанник Александр не завоевал, а освободил Египет от непомерно жестоких и диких персов. Так почему бы не симпатизировать?
Беседа оборвалась, как разрывается струна, которую натянули на слишком высокий тон. Они поняли, что не об этом надо говорить, когда еще не знают один другого. И Клеофард сменил тему, начал рассказывать о скульптурном искусстве, технологии лепки статуй, творческих поисках, успехах и неудачах в работе скульптора, о том, что царь знает его радикальные патриотические взгляды, которые не совпадают с его царскими взглядами, но терпит, ибо другого такого скульптора, как он, нигде нет. За его скульптуры и рельефы за морем и горами дают большие деньги и Птолемей гордится, что имеет такого скульптора.
- Мы, египтяне, не позволяем царю поселять на нашей земле олимпийских ложных богов, которые не имеют божьей силы и только то и делают, что пируют на горе Олимп и охотятся на вепрей. Наши боги мудрее, они живут на земле рядом с нами и обучают своей мудрости и рассудительности.
- Может и так. Но я сегодня слышал, как египтяне говорили пренебрежительно о своих соседях и готовы убить их только за то, что они другие. Это воспитание разве не от ваших богов? - спросил Демосфен.
Клеофард смутился, хотел что-то сказать, но на улице появилась кавалькада всадников и он промолчал.
На красивых гривастых конях ехали военачальники со свитой. Кавалькада повернула на боковую улицу и помчала на взгорье, где стоял царский дворец. Через несколько минут на улице появилась группа рабов. Они несли носилки, на которых сидел чванливый высокопоставленный чиновник. Проехали колесницы и возки номархов, управителей провинций. На конях промчали командиры городской стражи. Жители столицы приветствовали их взмахами рук, выражали свой восторг.
- Клеофард, почему они все одновременно приехали в Александрию?
- Царь не часто созывает свой электорат… Это может быть или большое гульбище или новая война. Завтра узнаем. Ты можешь узнать у своего соседа-оракула. Он знает наверняка. Рувим очень загадочный человек, наперед знает, где чего было и где что будет. Царь Птолемей уважает его, потому что дает точные прогнозы. Несколько лет назад его предшественник заплатил головой за неверный прогноз. Он пророчил, что война, которую вел Птолемей на юге, будет успешной. Случилось наоборот: царь познал поражение.
- Об этом Рувим мне рассказывал.
- Рассказывал? А не говорил, почему тебя назвали Демосфеном? Имя твое эллинское. Птолемей тоже из эллинов. Тебе в этом повезло.
- Не угадал. Царь сказал, что я скиф.
- О, в этом тебе еще больше повезло. Птолемей обязан скифам царской короной. Придворные скифы в столице убили брата Александра и сына и посадили на египетский трон Сотера, Птолемея Первого. Ты куда шел? К караванщикам? Угадал?
- Угадал. Надо встретиться с некоторыми людьми.
- В рваной одежде? Идем ко мне, жена починит.
- Согласен и заранее благодарю.
Караванщиков из Антиохии он нашел без особых трудностей. Они уже продали свой товар перекупщикам и собирались возвращаться домой. За небольшую сумму договорились с хозяином каравана передать письмо Протею, в котором пишет о своей встрече с царем и свое впечатление.
Долговязый хозяин каравана с морщинистыми щеками, большим горбатым носом и острыми плечами, низко кланяясь, заверил, что письмо лично вручит адресату, ибо он еще хочет владеть караваном и быть уважаемым человекам. Они зашли в кофейню. Демосфен купил два кувшина вина и потчевал караванщика. Караванщик любил выпить за чужие деньги. Причмокивая, быстро пил и просил покупать еще и еще. Его лицо размякло, покраснело, а язык развязался:
- Я тут имею египтянку, хочу забрать с собой в Антиохию.
- Красивая? - спросил с интересом Демосфен.
- Богиня! Лицо - во! Задница - во! - Он руками показывал какие большие и круглые части ее тела. - Груди - во! Красавица! Она тут…
Не успел он закончить речь, как к ним подошла круглолицая с похотливыми темными глазами молодая женщина.
- Филла, ты тут?! - радостно воскликнул караванщик.
- Сам видишь, что тут. Чего спрашиваешь? Опять пьешь. Не поеду с тобой, пропьешь и меня, и караван.
Караванщик виновато зашмыгал носом.
- Пью, но не за свои деньги. Этот господин угощает.
- Правда? - спросила Филла Демосфена.
Демосфен кивнул головой, что правда.
- Он гость царя, имеет ярлык, - с похвальбой проговорил караванщик. - Он и платит.
- Меня угостишь?
- Не могу отказать такой очаровательной женщине. Что пьешь: вино, пиво?
- И вино, и пиво.
- Хозяин! Эгей!.. принеси три кружки вина, три апельсина, три лепешки и три куска козьего сыра. Быстро!..
Филла, поедая глазами Демосфена, будто случайно навалилась на стол и круглые загорелые груди выпали из глубоко декольтированной кофты на стол. Не моргнув глазом, тряхнула головой и черные блестящие, как смола, кучерявые волосы затряслись надо лбом.
- Этот, - она глазами показала на караванщика, - обещает много, но я не верю. Таких обещальников много знаю: много говорят, много обещают - мало платят.
- Не болтай, - отозвался караванщик. - Я уже дал тебе кучу денег.
Филла от возмущения всплеснула руками:
- Три драхмочки называет кучей денег! Чтоб тебя лев сожрал!.. Я стою больше и это ты знаешь! Не поеду с тобой.
Демосфену не интересно было слушать пустозвонство двух застольников, он сослался на неотложные домашние дела, поблагодарил за застолье и вышел из-за стола. Филла далеко провожала его, кокетничая, выспрашивала, когда он снова придет, чтобы встретиться без караванщика. Она тут родилась и знает, кто чем торгует да кто какие цены запрашивает за дефицитные товары.
- Приходи, получишь не кучу денег, а кучу удовольствия.
Демосфен, чтобы отцепиться, сказал:
- Приду.
Царский двор был густо загроможден колесницами, носилками, повозками, оружием, тюками с фуражом… Кони стояли около привязи и около них хлопотали рабы. Чтобы пройти к дому оракула, Демосфену нужно было пробираться между тюков и колесниц. Впереди него шли три человека в длинных хламидах. Они остановились около легкой, украшенной серебром и золотом колесницы и стали о чем-то говорить между собой. Демосфен тоже остановился и тогда почувствовал, что кто-то постучал слегка пальцем ему в спину. Обернулся и увидел Рувима.
- Это вы? - спросил Оракул.
- Я.
- Вы идете?
- Иду.
- А те, что впереди, идут?
- Идут.
- Вы их спрашивали?
- Не спрашивал, но знаю, что пойдут.
- Чтоб вы были здоровы! Я вам сочувствую за неприятный инцидент в галерее.
Демосфен удивился. Откуда он так быстро узнал? Правду говорят - загадочный человек.
- Ваши знания меня удивляют, уважаемый господин Рувим.
- Не говорите так. Человеку всегда хочется много знать, но известен парадокс: чем больше знаешь, тем меньше знаешь. Потому и ковыряется человек в ворохе чужого знания. Бог Иегова сказал: Все знаю только я. Но человека этим не успокоишь, он тоже хочет все знать.
На крыльце царского дворца появился дворецкий Неарх. Он что-то сказал, подростку, который стоял рядом с ним. Тот утвердительно кивнул головой, шмыгнул между колесницами, перепрыгнул через конскую упряжь и как столб остановился перед оракулом:
- Господин иудей, вас вызывают.
- О, слышали?! Уже вызывают, - неведомо кому сказал Рувим и тут же обратился к подростку. - Чего стоишь? Скажи: иду.
Подросток, как появился, так сразу и скрылся.
- Слышали? Меня вызывают. Я им нужен.
Царь Птолемей собрал свой электорат в большом колонном зале. Когда Рувим зашел в зал, царя еще не было и он, скрестив руки на груди, подходил к знакомым номархам, управителям земель, военачальникам, кланялся и говорил.
- О, мужественный Катон, ты не знал поражений в войнах, желаю тебе новых побед.
- О, мудрый номарх Ромул, ты сумел навести порядок в провинции, вырастить высокий урожай ячменя и ямса, желаю тебе дальнейших успехов.
- О, благородный Троян, ты без потерь победил злодейских нубийцев. Желаю крепкого здоровья.
- О, высокий духом Тадей…
Поприветствовав таким образом знакомых, он прошел на правую половину зала к писарю, который сидел за столом, и сел рядом в кресло.
В колонном зале ему приходилось бывать много раз и всегда видел в нем что-то новое: надписи или статуи, ковры или еще что-то. Вот и сегодня видит, что на троне поблескивают новые золотые украшения, а над ними, в верхней части стены красной краской написаны имена коронованных фараонов, которые правили Египтом до божественного Сета, фараона династии Рамсесов.
"Наверное, Птолемей этим хочет сказать, что он уже владеет всеми землями, какими владели давным-давно фараоны" - подумал Рувим и еще с большим интересом оглядел зал. Слева на постаментах из черного мрамора, белеют портретные скульптуры фараонов, а на расстоянии трех метров от них - статуя, изображение богини справедливости и правосудия Маат с крыльями страуса. Стены зала украшены рисунками и рельефами на темы царского быта. На колоннах, поддерживающих высокий потолок, выписаны гирлянды цветов и пальмовых листьев. Двери зала изготовлены из оливкового дерева, инкрустированы слоновой костью и драгоценным металлом. От входных дверей до трона лежит на полу вытканный из шерстяной нити, голубой ковер…
Царь в зал зашел в сопровождении своего сына Эвергета. Ступал медленно, с чувством превосходства. И двойная двухцветная (белая и красная) корона, символизирующая объединение Верхнего и Нижнего Египта, и золотая диадема, изображающая богинь в виде грифа и кобры, которые охраняют царя, и пурпурная тога с золотоглаву, придавали царю особую важность, магически воздействовали на присутствующих.
Он важно сел на трон, закрыв ноги полой роскошной тоги. Присутствующие стояли.
- Мужественные и честные патриоты Египта, - обратился Птолемей к присутствующим, - я собрал вас, чтобы сообщить о смерти моего любимого зятя, царя Селевкидии Антиоха Второго. Теперь он в подземном царстве бога Осириса и сидит рядом с ним.
Присутствующие по традиции молча опустили головы и провели ладонями по лицу.
- Моя дочка Береника прислала письмо, - продолжал говорить царь, - в котором пишет о своем неудовлетворительном здоровье и преступных намерениях Лаодики, сестры и бывшей жены Антиоха. Лаодика окружила себя нашими недругами и ведет антиегипетскую деятельность. К сожалению, она тоже имеет право на царскую корону. Наши тамошние друзья просят придти с войском на помощь и навести порядок в державе. Согласны вы помочь нашим друзьям?
- Согласны, согласны! - единогласно выкрикнули военачальники и управители провинций.
- Большое спасибо. Я верил в вашу преданность. Прошу садиться.
Когда присутствующий электорат сел на стулья и кресла, Птолемей поручил Эвергету рассказать о новой экономической стратегии в отношении Селевкидии и военный план, предложенный царем.
В докладе Эвергет сказал, что антиоховцы теперь имеют малое по численности войско, оно плохо обучено и недостаточно вооружено. Достаточно будет пятнадцати тысяч воинов, чтобы надежно защитить и короновать Беренику, а Лаодику и ее приспешников крепко держать под постоянным надзором. Выступать надо быстро, например, за три недели. Идти по дороге, которую определим позднее. Воетысячникам, номархам, архонтам, торговцам, которые имеют торговые отношения с заморскими державами, довооружить когорты легионеров и дополнительно завербовать молодых людей в войско.
Эвергет смолк. Царь снова спросил присутствующих, согласны ли они с проектом плана. Получив положительный ответ, обратился к Рувиму, который молча сидел в глубоком кресле, легонько теребя взлохмаченную бороду:
- Дорогой оракул, ты все слышал, о чем тут говорилось, слышали и боги, каких любим, и наши сердца перед ними открыты. Тебе ведомы тайны звезд, ты читаешь небесное письмо стожаров, знаешь язык светил, поведай нам их мысли о наших намерениях.
Рувим быстро вскочил на ноги, на стене повесил голубое полотнище с изображением звездного неба, отмеченное белыми, желтыми и красными кружочками, кругами, треугольниками, иероглифами, вертикальными и горизонтальными линиями.
Пришел слуга и зажег два светильника. Рваные тени побежали по полотнищу, перекрасили символы, задвигались, оживили небесную карту оракула. Рувим медленно с благоговением одел высокий синего цвета головной убор с блестящими шариками, через плечо перекинул широкие парчовые ленты с крупными бриллиантами, из корзинки достал метровой длины змею и повесил себе на шею. Змея задвигалась, поползла по лицу, по полям головного убора и там, скрутившись калачиком, замерла. Затаив дыхание, присутствующие смотрели на оракула с тайным страхом: действо оказало на них магическое влияние.
Рувим стал между светильниками. На его лице читались наблюдательность и одновременно сосредоточенность над сложной проблемой. Он начал монотонно, гипнотизирующим голосом говорить:
- Посмотрите на звездное небо, что на полотне. Оно дышит, двигается, плывет, ползет; оно говорит, но не все понимают его язык. Звезды влюбляются и спорят, таскают друг друга за волосы и любятся, устраивают войны, заключают соглашения. Но ничего не делают лишнего, что нарушало бы гармонию небес. Откройте глаза, обострите слух. Вы находитесь в окружении разумных пророческих звезд, которые вкладывают свой смысл в мои уста. Будете иметь успех там, где наладите честные отношения между людьми! После долгого ожидания сделаете правильный выбор… Будьте осторожны, возвращайтесь к исходной точке, где яркая звезда Андромеда собрала свой род. Там будет успех, они будут опекать вас. Блистательный Персей, что рядом с Андромедой, будет источником тепла, согреет и оживит разум и даст правильные советы. Сделайте полезные приобретения и убедитесь в вещественных доказательствах вашей правоты… Придите в город, где были при хорошей погоде, там будет ваша победа. Не рискуйте в понедельник. Не все будет легко, но не отступайте, дни будут идти вам навстречу…
Оракул обвел туманным взглядом присутствующих, зачарованно слушавших его. Убедившись, что действо удается, продолжал:
- В четверг планы могут резко измениться, новый день обновит приостановленный проект и наполнит водой новое русло речки. Взбодритесь и воспользуйтесь обновленным днем. Победу поделите с теми, с кем пребываете в договорных отношениях. Утро предскажет высокие доходы, сокровищница переполнится золотом… Задуманное будет нежданным для тех, кто свернул с дороги, но сейчас надо приложить много усилий, чтобы устранить букашку…
Птолемей, который заворожено слушал повествование оракула, будто проснулся:
- Подожди! О какой букашке говоришь, на какого царя намекаешь?
Рувим растерялся, но вмиг овладел собой:
- Большие умы замечают мельчайшую букашку… Андромеда что-то хочет сказать, но Персей преградил ей дорогу. Необходимо подождать несколько дней… Он отойдет вбок и мы увидим ее уста…
- Подождать? Мы этого не можем сделать. У нас нет времени, нас ждут в Антиохии, - недовольно сказал царь.
- Да, да, у нас нет времени, - промолвил военачальник.
Присутствующие загомонили.
- Рувим, ты сам сказал, что будет успех. Зачем еще ждать? Кого ждать? Плохой погоды?
- Рувим, ты сказал, что найдем утраченное, будем иметь преимущество над врагом, дни идут нам навстречу. Зачем ломаешь свое слово?
- Рувим, скажи конкретно, когда начинать поход и ублажи светила, чтобы показывали нам дорогу.
Рувим не растерялся, по опыту знал, что такие вопросы будут, и у него уже были на них ответы:
- Ожидать придется ровно столько, сколько надо будет небесам, чтобы очиститься от мертвых глаз. Вы можете принимать или нет мое предсказание. Не принимаете? Делайте сами, как знаете. Меня не будет с вами. Поражения меня не устраивают.
В зале настала ожидающая тишина. Казалось, что ей нет конца. Первым ее нарушил царь:
- Сказанное оракулом, примем к сведению, будем ждать и будем готовиться к походу. Обязываю уважаемого оракула еще раз обратиться к звездам и скорее узнать о нашей судьбе.
Он встал с кресла и патетично промолвил:
- Господа, за работу! Победа будет за нами.
Прошла неделя. Из придворных никто к Демосфену не приходил, не интересовался, что он делает, где бывает, какие имеет намерения и планы. Царские слуги делают вид, что не замечают. Не раз приглашал архонтов на кувшин вина, но они, ссылаясь на неотложные дела, отказывались. Хотел было пойти к главному архонту Канцелярии, чтобы узнать не было ли писем из Антиохии, не пропустили, сказали подождать. Ждал час. Потом пришел какой-то слуга и сказал, что архонт придти не может, он спешно уезжает и вернется через три дня, если не задержится в дороге. Решил встретиться с Эвергетом. Подстерегал во дворе: если появится, скажет, что друг его сестры Береники и любит, и ценит ее. Может, от него узнает дату выступления войска и сколько будет легионов. Но и Эвергета не было.
Наконец, из окна увидел царскую колесницу. Выбежал из помещения во двор - в колеснице только Кассандра. Он спешно пошел к коновязи, сел на перекладину, думал: если она пойдет во дворец, то он узнает, где царевич.
Но Кассандра пошла не во дворец, а в дом, стоящий напротив.
Невеселые мысли начали приходить и рождать чувство душевного беспокойства. В том, что Птолемей начнет войну с антиоховцами, сомнения не было. Знать бы: когда, какой дорогой направит легионы и сколько их будет? Такой информации получить не мог.
Почти ежедневно выходил в город, бродил по лабиринтам улиц, присматривался к воинам, изучал настроения горожан, часами просиживал в трактирах с командирами когорт, угощая их алкогольными напитками. Они узнав, что Демосфен друг царской семьи, имеет ярлык, охотно и доверчиво рассказывали о себе и армейских порядках. Каждый раз, когда бывал в городе, заходил к скульптору. Познакомился с его ласковой женой и всегда по обычаям египтян, дарил ей пальмовую веточку - символ близости и уважения.
Демосфен и Клеофард были ровесниками - каждому по тридцать восемь лет. Они неплохо разбирались в живописи, литературе и религиозных обрядах. Тем для интересных бесед хватало. Особенно, когда Клеофард с горячим чувством патриотизма рассказывал о своей стране, где родился, вырос и привязался к ней с сыновней любовью.
- Я не могу быть спокойным, когда вижу, как мое отечество распинают чужестранцы, типа эллинов, - говорил Клеофард. Они любят не Египет, а его богатства. Царь Птолемей пытается навязать чужую религию, ложных эллинских богов; за глаза признает бога Амона-Ра, а в душе молится Зевсу, окружил себя развращенными людьми и взяточниками, которые за деньги грызутся между собой, будто звери. Жажда денег и власти в державе - вот та причина, из-за которой боги лишили их разума. При фараонах в державе были мир и дружба. Теперь такого нет. Мы, египтяне, хотим вернуть старые порядки. Ветер дует в нашу сторону и его уже никто не остановит.
Патетика и романтизм часто охватывали его, особенно, когда касался наболевших тем о судьбе Египта. Но с не меньшей страстью говорил об искусстве скульптуры:
- Демосфен, будешь на пристани, присмотрись к статуе моей работы - крылатому льву с человеческой лысой головой. Хотел слепить бога, а сделал себя. А это потому, что боги дали нам право видеть их такими, какими нам разрешает наш разум и художественный талант.
Когда казалось, что все уже переговорено и они смолкали, Клеофард брал молоток скульптора и вдохновенно работал над какой-либо статуей. Демосфен садился около него на высоком пне срубленного дерева и зачаровано следил за его чародействами.
- Клеофард, ты снова лепишь себя?
- Да. Я уже тебе говорил, что боги похожи на тех, кто их лепит или рисует. Боги загадали человеку загадку: Что такое красота? И человек столетиями ломает над ней голову. Хватается то за создание скульптуры, то за рисование, то за поэзию: может, разгадка в них? Но и там ответа не находит. И человек снова и снова бьется головой о стенку и не ведает, что боги своей загадкой заманили их на дорогу творчества, тяжелую и изнурительную, но и прекрасную, ибо она дорога творчества. Но почему только я говорю, а ты больше молчишь? Это у тебя от природы?
- От природы, Клеофард, от природы. С детских лет люблю слушать скульпторов.
Клеофард рассмеялся.
- Спасибо. Приятно слышать, что антиоховец хвалит египтянина.
- В Селевкидии жил мудрый человек Хазар. Он говорил, что красота имеет способность объединять людей разных взглядов, - сказал Демосфен.
- Хазара знал и я. Он мог ходить сквозь стену. Такие таланты имеет наш оракул Рувим.
- Возможно. Но я не об этом. Хазар много рассказывал о Египте - пирамиды, саркофаги, мумии, храмы… С молодых лет я мечтал побывать в вашей стране и посмотреть на то диво. Но тогдашние недружелюбные отношения между Птолемеем и Антиохом были непреодолимыми преградами. Думаю, и сегодня такой возможности нету.
- Чтобы добраться по реке Нилу до Гизы, где поднебесная пирамида Хеопса или долины царей, что против Фив, и там прочитать молитвы и напомнить богам о себе, надо много дней. Но можно побывать в храмах, какие ближе. Найди время - и я буду твоим проводником. Помни: время - это простор, данный людям богами для их развития.
- Спасибо за доброжелательность. Постараюсь что-то сделать.
Наполненный чувством дружбы, Демосфен возвращался домой и Клеофард по традиции египтян бросал ему вслед сандалии, чтобы не забывал прийти еще.
В полутьме покоя Демосфен был сам. Тишина и чувство одиночества настраивали на размышления. Он думал о Клеофарде, египтянине, талантливом скульпторе, который переживает о египетской культуре, языке своих предков и осуждает царя за насильственное насаждение чужой эллинской культуры, что такие, как он, патриоты Египта, могут быть союзниками Лаодики.
В коридоре что-то загремело. Демосфен приоткрыл двери и увидел черномазого чубатого человека.
- Ты кто такой? Что тут делаешь? - спросил Демосфен.
- Это я. Сказали, что перешли речку…
Не поняв, о чем он говорит, Демосфен шире раскрыл двери. Густой мрак в коридоре отступил, человек, увидев лицо Демосфена, удивился.
- Это не вы?.. Меня тут нет. Я ошибся. Бегу, - сказал незнакомец и побежал по лестнице вниз. Минут через пятнадцать к Демосфену зашел Рувим. Он вежливо поздоровался, на лице светилась радость.
- Добрый человек, простите того недотепу, который вас напугал. Он принес мне важную новость. Мои прогнозы подтвердились: в этом году в Антиохию не поедете. Не делайте большие глаза, я знаю, что говорю. Оракул не имеет права ошибаться. Завтра царь отложит поход. Сомневаетесь? Не сомневайтесь, так будет. Не с каждым человеком я бываю таким откровенным, как с вами. Вы человек серьезный, потому своим откровением хочу завоевать вашу благосклонность. Я открываю свою душу вам, а вы свою мне.
- Совершим сделку? Я верно вас понял, уважаемый оракул?
- Ах, не говорите так!.. Хоть на свете все продается и покупается, но не успех. Умные люди, желающие иметь успех, не подгоняют события, они терпеливо ждут своего времени. Об этом и хочу сказать. Ждите своего часа, вас ожидает великий успех. Царь щедро награждает своих единомышленников. Идите прямо выбранной дорогой. Если пойдете вправо или влево, то придете в то самое место, откуда вышли.
Демосфен внимательно слушал Рувима, пытался разгадать настоящую цель его посещения. Не пришел же он просто так, чтобы сказать о своей преданности.
- Я человек очень богатый, - продолжал говорить Рувим. - Царь щедро платит за преданность и честность. Только мне одному из придворных дал право заходить к нему без предупреждения. Я этим горжусь и пытаюсь служить царю преданно. Но ничто не дается без жертв. Надо платить, иногда и очень дорого.
- Уважаемый Рувим, ваше намерение утверждать мир в государстве совпадает с намерением царя, потому он уважает вас и хорошо платит.
- Благодарю, вы меня поняли правильно. Но хочу сказать, что дорога к миру всегда дольше и труднее, чем к войне. Боги на плечи людям посадили головы, в которых живет война. Даже мертвые, павшие в бою, продолжают воевать, призывают к мести. Римляне верно угадали, где находятся корни войны, потому и говорят: хочешь мира, готовься к войне! Чтобы навсегда избавиться от разбоя, надо переделать головы людей. А это могут сделать только боги. Поскольку они этого не делают, то людям остается воевать. Но чтобы успешно воевать, надо заблаговременно узнать у богов или звезд, откуда придет война. С такими вопросами обращаемся к звездам. Но они прогнозируют жалкую малость… Этим боги дали понять, что человек должен заниматься земными делами и не вмешиваться в небесные. Они, как и люди, очень амбициозны и подозрительны. А звезды не влияют на поведение человека и потому человек непредсказуем. Говорят, что вы крадете красивых девушек и продаете их за морем в рабство.
- Кто говорит? - насторожился Демосфен - Дарий?.. Вы знаете Дария? Где он?..
- Его звать Дарий? - с интригующей улыбкой спросил Рувим. - Не волнуйтесь. Я ему не верю. Дарий по природе из тех рабов, которые любой ценой хотят вырваться из рабства, чтобы стать работорговцем. Мы с вами не его крови. Вы меня правильно поняли?
- Понял, но надо подумать.
- Думайте, только не очень долго, ибо трон пустым не бывает.
Царь Птолемей готовил свое войско для похода на Антиохию поспешно. На улицах Александрии появилось много вооруженных воинов. Они слонялись по городу, заглядывали в многочисленные лавочки, торговые палатки, пивные заведения, толпились около продавцов плодов цитрусовых и овощей. Заглядывались на красивых девушек или на выгонах обучали заинтересованных юношей стрелять из лука и мастерски владеть мечом. Мускулистые, красивые телом молодые командиры в товариществе проституток подолгу вечерами сидели в трактирах, пили, ели, танцевали, пели. Иногда там начинался шум, слышалась ругань, звон мечей и битой посуды. Тогда оттуда выскакивали в разодранных рубашках проститутки и, никому не жалуясь, прятались в темных подворотнях.
К морским пирсам стали чаще причаливать остроносые судна, груженые оружием, фуражом для лошадей, огромными бурдюками с вином, большими корзинами с фруктами и сыром. На корме суден в загородках привозили овец и откормленных свиней. Рабы под надзором надсмотрщиков на плечах несли товар в склады, или грузили в двухколесные телеги, запряженные мулами, или навьючивали ослов, которых погонят за город, где квартируют когорты воинов.
На площадях города царские глашатаи разъясняли горожанам решения Птолемея о выделении военной помощи Береники, жене Антиоха, который внезапно умер.
- Египтяне, - надрывно выкрикивали глашатаи, - время справедливости настало! Боги смилостивились над нами. Земли, что испокон веков принадлежали нам, снова могут быть нашими, если мы их защитим. Мы сделаем Египет великим, таким, каким он был во времена славных фараонов Аменхотепов, царь призывает к оружию! Смерть антиоховцам!..
- Смерть!.. Смерть!.. - выкрикивали присутствующие молодые люди, потрясая над головами кому-то кулаками.
- Сделаем Египет великим! Сделаем!..
Мысль о бывших землях не оставляла царя. Он уже не мог думать ни о чем другом, кроме своего всемирного величия. Вот он сидит на высоком золотом троне в пурпурной тоге из парчи, на голове у него уже не двойная корона Египта, а тройная, что символизирует еще земли Бактрии и далекой Индии. Перед ним в поклоне вожди и цари со всего мира, они несут большие дары. Его сокровищница наполнена золотыми талантами, статерами и серебряными тетрадрахмами, на пастбищах табуны его крепконогих лошадей; мастера куют двусторонние мечи, войско многочисленное и хорошо вооружено. Карфаген боится его. "Карфагеняне, вы победили финикийцев, овладели Корсикой и Сардинией, нанесли поражение римским консулам, но бойтесь моего гнева! Только я - царь и больше никто!".
Птолемей велел своему сыну Эвергету придти к нему. Когда тот явился, он жестом руки показал на стул.
- Садись и слушай, что я скажу. Ты будешь властителем державы, которую я пытаюсь основать. Она будет великой и границы достигнут краев мира, вожди и цари дальних земель будут нашими вассалами. Когда-то твой дед Птолемей Первый, мечтал о такой державе, но тогда не было такой возможности, какую мы имеем. Нам будет стыдно, если мы не используем ее. Мы обязаны собрать под нашу корону все разбросанные египетские земли. Но, чтобы дело было успешным, должны избавиться от врагов. Лаодика, сестра царя Антиоха, наш явный враг. Она претендует на царскую корону Селевкидии, противодействует твоей сестре Беренике. Пока Лаодика и ее единомышленники живут и пользуются свободой, нам создается угроза потерять и те земли, которые имеем. Что надо сделать, чтобы избавиться от этой угрозы?
Эвергет, который внимательно с интересом слушал отца, по-своему понял "что надо сделать?" Он сказал:
- Немедленно послать наши легионы войск, захватить Антиохию, короновать Беренику и огласить ее единственной царицей Селевкидии.
- Это надо сделать. Но не только. Угроза со стороны Лаодики и ее сыновей остается. Они не откажутся от своего права быть правителями государства и пока будут жить, будут искать возможность вернуть трон. Когда-то я рассказал тебе про твоего деда Птолемея Первого. Он добыл египетскую корону благодаря придворному скифу. Тот тайно убил брата и сына Александра Македонского, устранил мою распутную бабку Таисию, которая самовольно одела на свою голову корону, и посадила на трон твоего деда, а моего отца.
Эвергет понял, что хочет отец, он патетично сказал:
- Я сам убью Лаодику!
- Неразумно. Я намеренно напомнил тебе о скифе.
Сын удивленно поднял брови, догадался, на какого скифа намекает царь.
- Имеешь в виду скифа из Антиохии?
- Ты уже познакомился с Демосфеном? Нет?.. Береника пишет, что он наш надежный друг. Немедленно познакомься и возьми под свою опеку. И еще хотел сказать тебе о гетере Кассандре…
Шевельнулась завеса на дверях и царь на полуслове замолк. На пороге появился Рувим.
- Мой царь, можно зайти?
Царь уже давно ждал его вещих советов. Ему сказали, что оракул неделю не слазит с крыши, ночами слушает звезды, а днем разгадывает их запутанные голоса.
- Прошу, садись и говори, - с надеждой на добрую весть сказал царь.
- Хочу говорить наедине, - сказал Рувим и глазами показал на Эвергета.
- Говори. Эвергет - моя тень.
Оракул не стал возражать, начал издалека и загадочно рассказывать о звездах, которые часто и без причины меняются местами и тем запутывают истину.
- Золотосияющий Персей не отходит от Андромеды, а красного цвета движущая звезда, что появляется в зените в полночь, знаменует войну на юге Египта.
- Рувим, ты ошибся. Звезда знаменует войну на севере, а не на юге, - оборвал рассказ оракула Птолемей.
- Мой добрый царь, я сам так думал, но звезда повторила: на юге Египта. Война с новыми дикими гиксосами. Враги вашей короны еще живы.
- Нет, нет!… - Замахал руками Птолемей. - Только не война с гиксосами. Нам надо идти на Антиохию. На Ан-ти-о-хию!..
Мысль о возможной войне с племенами гиксосов - так египтяне называли все вражеские племена еще с того времени, когда несколько столетий назад группа семитских кочевых народов гиксосов захватили Египет и владели им почти сто лет, - остро поразила царя, он разволновался.
Проклятые племена!.. Всегда идут войной, когда войско нужно для другой войны. И откуда взялись? Откуда пришли? Они могут помешать заветной мечте… От такой мысли царю стало холодно.
- Дорогой Рувим, - умоляющим голосом обратился к оракулу царь, - я ценю твой талант вещуна, ты давал ценные советы. Скажи теперь, что ошибся. Молчишь? Скажи, что нерасслышал небо. Молчишь? Сегодня пошлю гонца к южным номархам. Если сказал неправду и придумал гиксосов, распрощаемся навсегда.
От таких царских слов Рувиму тоже сделалось холодно. Хорошо знал, как разлучаются цари с оракулами. Когда Рувим вышел из покоя, Эвергет обратился к отцу:
- Наши легионы уже укомплектованы и доукомплектованы надежными воинами. Определен маршрут, намечены места остановок, отдыха и пополнения продуктовых запасов. Маршруты согласованы с воетысячниками. Мы легко и быстро победим антиоховцев, перевес в оружии на нашей стороне. Разреши мне возглавить наши легионы. Я добьюсь победы.
Птолемей посмотрел на сына с интересом, но смолчал. Эвергетова уверенность и решительность успокоили его. Он подошел к столу, взял из вазы лимон с желтой пахучей кожицей, отрезал кружочек и, кряхтя и кривя губы, съел. Тогда обратился к Эвергету:
- Ты продолжаешь водиться с Кассандрой? Проститутка сыну царя не пара.
- Отец, Кассандра образована, умна. Она из высокого давнего рода, умеет любить… Она красивая… Лучшая из всех гетер. Разве ты забыл, что гетера Олимпиада родила македонскому царю Филиппу сына Александра, которого полюбили боги за великое мужество и разум. Александр победил персов и благодаря его победам наш род правит Египтом.
- Не забыл, но не забыл и то, что Олимпиада убила своего мужа царя Филиппа. Ты хочешь такого финала? Не хочешь? Так выбрось ее из головы.
- Не могу.
Птолемей удивленно посмотрел на сына, спросил:
- Почему?
- Она не в голове, а в сердце.
Царь снова посмотрел на сына:
- Царская корона сердца не имеет, потому она и на голове. Будешь принимать в расчет сердце - будешь без головы.
- Твоя бабка Таисия тоже была гетерой, наложницей бога, но твой дед любил её. Люди до сих пор говорят о ней, как о доброй женщине, которая под волосами имела разум, а в груди пылкое сердце.
- Так говорят, потому что не знают истины, - не соглашался царь. - Таисия, когда была при Александре в походах, просто так, по прихоти, сожгла красивейший персидский город Персеполь, оставила тысячи людей без крыши над головой.
Эвергет не успокаивался, доказывал свою правоту.
- Да, сожгла, но с разрешения Александра, с которым накануне пьянствовала и провела ночь в его постели. Писарь Александра детально описал тот случай. Он пишет, что Таисия, как страстная богиня Сатис, держа в руках пылающий факел, неслась на красивом вороном коне от дома к дому, от хижины к хижине и поджигала их. Ее длинные черные волосы развевались на ветру, как грива льва, что гонится за добычей. На фоне пожара ее гибкий стан зачаровывал военачальников и легионеров, они громкими выкриками подбадривали, кричали: "Таисия, не падай духом!.. Покажи хлюпикам, на какой подвиг, кроме постели, еще способна красавица! Пускай коня галопом, - твой час настал!.."
Птолемей не стал перечить, сам читал про нее заметки писаря, знал ее проделки. Но сейчас не до нее. Голова и душа болит проклятыми гиксосами. Откуда они пришли? Кто натравил? О боги, вас много, а помощи не видно.
Птолемей больше не задерживал сына. Закрыв за ним двери, выдернул зеленую пальмовую веточку - пальмовые пучки в царском покое были священными атрибутами - и положил на мраморный пьедестал, на котором стояла терракотовая любимая египтянами метровая статуя богини семейного затишья и любви Хатхори.
- О красивая богиня, - молитвенно заговорил царь, - погаси в сердце моего сына Эвергета безмерное чувство любви к Кассандре. Отведи от него злую долю, сбереги наследника на мой трон. Ты все видишь и слышишь, склонись сама к нему, а гетеру отстрани.
На следующий день Эвергет велел дворецкому найти Демосфена и пригласить его в штаб конников. Демосфена в покоях не было. И Неарх трех своих слуг послал искать его в городе. Слуги бегали по улицам, заглядывали в кофейни, даже заходили в усыпальницу Александра Македонского, в мусейн, где размещалась царская библиотека, но он как в воду канул. Разочарованные и очень уставшие уже возвращались назад, когда внезапно на подворье скульптора увидели Демосфена. Он сидел с Клеофардом за столом возле ряда скульптур и пил чай из побегов мяты, ячменной муки и меда. Слуги еще с улицы закричали:
- Демосфен!.. Демосфен, вас ждет царевич в штабе! Просит немедленно зайти.
Демосфен не ожидал такого приглашения и немного забеспокоился, но и обрадовался: наконец вспомнили о нем.
Штаб находился на южной околице города, где дислоцировался элитный отряд конников.
Шел по песчаной улице города. Прохожих было мало, солнце стояло в зените и немилосердно жгло. И он выбирал тропки, с обоих сторон обсаженные деревьями. Там было прохладнее. Прошел мимо дома с колоннадами, на которых были ажурные капители. За домами - сады, огражденные частоколами, за ними аж до песчаного пригорка стояли хижины и курени бедняков и загоны для овец.
Демосфен спустился в широкую низину, рассеченную балкой, в которой бил родник. Он перепрыгнул через неширокий ручей и вышел из балки, увидел вдали приземистые крепостные стены, около них паслись кони. Озабоченный своими мыслями, сразу и не заметил остриженных мальчишек с деревянными мечами, которые выбежали из-за пригорка и, окружив его плотным кольцом, выкрикивали:
- Сдавайся! Ты побежден!...
- Сдаюсь, - Демосфен поднял руки, удивляясь. - Воины, что случилось?
- Ничего не случилось, - хором ответили дети. - Играем в войну. Никто не хочет быть селевкидом, вот мы и решили ловить дезертиров.
- Я дезертир? Такого не было и не будет. Тот человек, что едет из города на осле, тоже дезертир?
Дети посмотрели на дорогу, куда показывал "задержанный", и закричали:
- Тоже дезертир. Дезертир!
- Легионеры! - по-командирски воскликнул долговязый мальчик. - Окружите и остановите трусливого дезертира, который бежит с поля боя и сманивает бежать других трусов. Бегом, марш!
Голосистые дети с воинским азартом дружно подняли самодельные деревянные мечи и побежали навстречу новой "жертве войны".
Демосфен в помещении штаба на греческом языке поздоровался с царевичем:
- Хайре! (здравствуй, радуйся)
Среднего роста мешковатый царевич, блаженно улыбаясь, вышел из-за стола, на котором лежали исписанные иероглифами листы папируса и пергамента, подошел к Демосфену и взял за руку:
- Хайре! Демосфен, рад познакомиться. Говорят, ты мужчина мужественный и мудрый, хотя и живешь в городе варваров.
- Катон, - обратился Эвергет к воетысячнику, стоявшему в стороне, - знакомься. Друг моей сестры Береники - наш друг.
- Хайре, Демосфен! - приветствовал Катон. - Я сопровождал Беренику, когда она ехала на свадьбу в Антиохию. Ваша столица мне понравилась: речка Оронт, широкие поймы, могучие деревья, зеленые пригорки… Земля хорошая и богатая.
- Спасибо, что нравится. Она и теперь прекрасна, за исключением некоторых людей.
- Понимаю, - согласился Катон.
И твердостью голоса командира, и мощностью фигуры, и преданностью говорил, что он настоящий воин царя.
- Понимаю, - продолжал говорить Катон, - имеются антиегипетские настроения. Это поправимо. Мы имеем такие лекарства, от которых они быстро поправятся.
Хотя Демосфен понимал, о каких лекарствах говорит воетысячник, но с наигранным интересом спросил:
- Какие лекарства?
- Прошу идти за мной, - попросил Катон. И повел Демосфена в большое помещение, заполненное копьями, мечами в ножнах и без них, стрелами в колчанах и без колчанов, военными дротиками с наконечниками, щитами из бычьей шкуры и красной меди, пустыми амфорами, ножами. Все кучами лежало на каменном полу.
- Это наши надежные лекарства, - показал на них рукой воетысячник.
- Катон, знаю, что любишь хвастаться, но отдай мне гостя, - сказал Эвергет.
Он взял Демосфена под руку и повел в комнату, смежную со штабом. В роскошно меблированной комнате на бархатном ложе сидела жрица любви, гетера бога Амона-Ра Кассандра в голубом платье из шелковой ткани. Она быстро поднялась и подошла к Демосфену, положила себе на сердце холеную руку, украшенную золотом:
- Здравствуйте, рада познакомиться, - остановила взгляд на нем и обратилась к царевичу. - Эвергет, это тот, кто сидел на коновязи и не приветствовал тебя.
- Когда это было, Кассандра?
- Давно.
- "Давно" - в счет не берется, тем более, когда нарушитель друг моей сестры.
Кассандра, услышав такие слова, смутилась.
- Прошу прощения. Я не знала, что он царский родственник.
Она поняла свою ошибку, стояла расстроенная и виновато моргала большими светло-серыми глазами, словно неожиданно стала обеими ногами в холодную воду. На красивом подрумяненном лице появилась неуверенность.
- Такой красивой женщине нельзя не простить. Прощаю, - сказал уважительно Демосфен, не отводя от нее взгляда.
Она действительно была очень красивой: мягкие светлые глаза, светлые волосы, тонкий стан и гордая осанка, и волнительные груди - магически разоружали и зачаровывали собеседника.
Эвергет заметил восхищение гостя, спросил:
- Нравится? Она всем нравится. Недаром бог Амон выбрал ее своей возлюбленной.
- Не буду лукавить, нравится. Рад, что сын великого царя Птолемея имеет утонченный вкус на женскую красоту. Говорят, что некрасивых женщин нет. Есть женщины, которые умеют делать себя красивыми и привлекательными, а есть такие, которые не умеют это делать. Кассандре прихорашиваться не следует, ее краса от бога.
Самовлюбленного и самоуверенного Эвергета Демосфенова похвала его возлюбленной обласкала душу, его лицо осветилось необыкновенной улыбкой.
- Слышишь, Кассандра, что о тебе говорит истинный знаток женской красоты?
- Спасибо за похвалу, но я не золотая монета, чтобы всем нравиться. По указанию моего бога должна осчастливить только одного Эверегета.
Она подошла к царевичу и бесцеремонно обняла его. Лицо Эвергета еще ярче осветилось радостью и удовольствием - он безумно любил ее.
- Кассандра, сами боги видят, что ты говоришь правду. Но давай выполним обязательства гостеприимных хозяев. К нам пришел желанный гость. По обычаю наших предков мы обязаны угостить его чем-то вкусным. Прикажи слугам накрыть стол и приготовить мои носилки, - сказал Эвергет и обратился к Демосфену. - Друг, от сегодняшнего дня тебя будут носить рабы на моих носилках. Пусть все видят и знают, что ты мой дорогой гость.
- Большое спасибо за уважение, но я еще такой высокой чести не заслужил.
- Не заслужил, так еще заслужишь. Наш оракул пророчит тебе великое будущее, будешь иметь большой успех. Я оракулу верю. Он говорит правду. Не упусти счастливую возможность. - Эвергет сделал паузу, ждал, что скажет гость, но тот молчал. - О твоем будущем мы еще поговорим, - и снова сделал паузу. - Домой я езжу на коне или колеснице. А мои рабы скучают без работы, потому хочу, чтоб носили тебя на паланкине, на моих носилках. Ну, кто такие рабы? Это люди, которые имеют перепуганные души. Отбери от них страх - и рабов не станет. Моих рабов воспитывают рабы, ибо мудрые говорят, если раба воспитает вольный человек, то раб станет вольным. Если ребенка отдать на воспитание рабу, то будешь иметь двух рабов. Рабам родина там, где их кормят. Чем лучше их кормишь, тем больше они будут любить кормильца.
Демосфен понимал, что мысли, высказанные царевичем, не его. Они продукт царизма и имеют долгие корни. Чтобы не перечить, сказал:
- Ты прав, но чтобы привить ребенку любовь к родине, надо чтобы такая любовь была у родителей.
- Верно, - согласился царевич, радуясь, что тема нравится гостю.
Слуги принесли воды в посудине, чтобы мыть руки и слили обоим над тазиком. Потом накрыли стол: красное выдержанное вино, салера и латук под оливковой приправой, жареное мясо с луком, пироги с фруктовой начинкой, посыпанные зернами сезама и политые медом.
- Говорят, мужчины мудреют и молодеют, когда женщина разливает вино. Демосфен, ты не против, чтобы Кассандра наполнила нам бокалы вином?
- Рад буду выпить из ее рук.
- Одобряю. За преданность и дружбу!
Когда выпили и поставили на стол бокалы, Эвергет произнес тираду:
- Есть ли вина лучше, чем из гранатов? Нет. Вино, как светильник божий, стирает с душ пятна и открывает глаза на женщин. Но мой отец думает иначе. Он говорит, что воинам пить вино и любить женщин нельзя, ибо чем горячее и дольше они любят, тем меньше остается времени на войну. Послушаю отца и спрячусь в одиночество.
- С Кассандрой, - подал реплику Демосфен.
Эвергет захлопал в ладоши.
- Верно сказал. С Кассандрой будет рай и в одиночестве.
Все рассмеялись. Вино взбодрило. Начались рассказы об интимных приключениях, интересных знакомствах.
- Демосфен, запомни, - сказал царевич, - боги только тем мужчинам отпускают грехи, кто делит ложе с их наложницами. Кассандра, я правду говорю?
- Да, правду. Наложницы богов обязаны научить мужчин любви, чтобы не были жестокими и не становились животными, лишенными разума.
- Понимаю, - согласился Демосфен, - только почему грехи отпускаются, а злодеяния остаются…
- Что ты имеешь в виду? - спросил Эвергет. - Я преступлений не совершаю. Кассандра не делает. Ты тоже. Про какие злодеяния говоришь?
- О войне. Разве война не преступление?
- Нет. Не всякая война злодеяние. Мы, Птолемеи, хотим честного мира, но из опыта знаем, что без войны его не добыть. Не зря римляне говорят: "Хочешь мира - готовься к войне!".
- Кассандра, будь добра, оставь нас одних. Нам необходимо поговорить на государственную тему.
Гетера молча вышла из-за стола и оставила комнату.
- Демосфен, садись рядом, надо поговорить. Я попросил Кассандру оставить нас, ибо знаю женские языки. Люблю молчаливых и тихих женщин. Так о чем мы?.. Ага, о войне. От тебя, как от нашего друга, скрывать не стану. Мы готовимся к войне с Лаодикой, но не с антиоховским народом. Мы хотим справедливости. Исконные египетские земли должны быть нашими. Ты, верим, не будешь стоять в стороне, поможешь нам. Нам нужна не просто победа, а победа убедительная. Если Береника получит корону, ты будешь ее правой рукой… Мы поможем установить должный порядок в стране, напишем новые законы, усмирим непокорных, наладим хозяйство. Мы знаем, как это сделать… Имеем большую и хорошо обученную армию. Думаю, что ты в этом скоро убедишься. С походом надо спешить, время не ждет, сообщения из Антиохии приходят тревожные…
- Тревожные? - вскинулся Демосфен.
- Страшного ничего нет, но мы знаем, что Лаодика и ее единомышленники не будут сидеть, сложа руки. Она наш враг и мы должны ее…
- Что? - быстро спросил Демосфен со скрытой тревогой.
- Утихомирить. Объяснить, что справедливость на нашей стороне.
Эвергет выпрямил спину и хлопнул себя ладонью по лбу:
- Стой, чуть было не забыл. Тебе халдеи оставили буланого коня. Хороший жеребец, он в моей конюшне. Можешь забрать хоть сегодня.
- Какие халдеи? - не понял Демосфен.
- Племя, что убежало когда-то от Антиоховских сборщиков дани и поселилось на нашей земле.
- Но я для них ничего такого не сделал, чтобы получить дорогую награду.
- Наверно, что-то сделал, если дарят коня. Царь отпустил их на дарованную их богами землю. Вернутся в Вавилонию и будут нашими надежными друзьями. Молодые мужчины будут служить в нашем войске, а старые заниматься коневодством, к чему имеют талант.
- Эвергет, ты сегодня доставил мне большую радость. Теперь, имея коня, я смогу поехать на юг к пирамидам, чтобы помолиться славным фараонам, а также побывать в храмах богов, что опекают Египет. Это моя мечта.
- Конечно, можешь, но у нас мало времени, неделя, не больше. Через неделю пойдем на Антиохию. Хочешь ехать сам?
- Хотел бы с Клеофардом, он соглашался быть проводником, но не имеет коня.
- О! Клеофард отлично знает эти места Египта. Он удивительный, загадочный человек, много приписывает фараонам, и то, чего не было. Он фантазер, но и толковый скульптор. Его произведения охотно покупают за морем. Но он и большой лжец. Так и скажи ему, что он - лжец. Давно обещал вылепить мой образ, и до сих пор не сделал. Но зла на него не имею. Он может взять коня из моего табуна. Когда хочешь ехать?
- Завтра утром. Если можно, прикажи своим людям привести лошадей к дому Клеофарда.
- Хорошо. Так и будет. Пойдем, я тебя провожу.
Во дворе стояла группа воинов. Они приветствовали Эвергета военным кличем. Среди них стоял Дарий при мече и в форме египетского легионера, напряженно и с удивлением смотрел на Демосфена.
- Тот легионер, который при мече, из халдеев? - спросил Демосфен царевича, когда подошли к богато убранным носилкам-паланкину.
- Да, из племени, которое тебе коня подарило. Мужественный воин.
- Еще раз благодарю за хороший прием. Я твой должник.
- На это и рассчитываю.
Рабы подняли носилки, на которые в глубокое кресло сел Демосфен, и рысцой побежали по утоптанной дороге на пригорок к царскому дворцу. Прохожие уступали дорогу, останавливались и долго провожали удивленными взглядами. Их удивляло, что на носилках царевича сидит светловолосый, коренастый чужестранец без чванливой гордости. Это порождало предположения. Кто он? Почему в тунике из простой ткани и в паланкине?
Военный психоз египтян, раздутый царем и его приспешниками, вынудил Демосфена присмотреться к этому явлению более внимательно. Наблюдая за поведением и моралью придворных чиновников и слуг, видел, как они неуважительно относятся к людям неегипетского происхождения, называют их варварами. Это вызывало в нем чувство обиды как чужестранца.
Раньше как-то не задумывался над этим. Родился и жил в понятном ему обществе, которое с давних веков было поделено на вольных и рабов, независимо от языка и цвета кожи. Такое устройство принималось без сомнений, без угрызений совести. Он служил в войске, честно выполнял обязанности гражданина Селевкидии, за что имел уважение и большие награды от Антиоха. Такая жизнь целиком его устраивала. Он как бы безо всяких усилий плыл по тихой осветленной солнцем реке к далекому привлекательному морю, где будет желанная пристань. Теперь скорее почувствовал, чем увидел другой моральный мир со множеством вопросов, на которые не находил ответа. Птолемей не прячет своего желания о мировом величии. Он имеет большую армию, талантливых, испытанных в боях полководцев, богатые природные ресурсы золота и меди, может вести продолжительную и изнурительную войну. А на что надеется Лаодика? Если египтян расшевелили лозунгами патриотизма и могут быстро их мобилизовать на общенародное дело, то на что надеется Протей, которого никто не знает в провинциях? Откуда возьмет деньги на комплектацию легионов, если казна давно пуста и поступлений не предвидится? То не есть ли все это авантюра? Но почему отец Маркус с ними?
Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не слышал женщину, которая бежала за носилками и выкрикивала: "Демосфен!.. Демосфен!.."
Когда рабы остановились и поставили на землю носилки, она подбежала к нему и энергично жестикулируя, затарабанила:
- О, Демосфен, два дня тебя ищу! Заходила в царский двор - выгнали, заглянула в кофейню - вытурили, ходила на пристань - нету… Смотрю и глазам не верю: ты на царских носилках! Кричу: Демосфен!.. Демосфен!.. не слышит.
Демосфен узнал Филлу, любовницу носатого караванщика, который хвастал, что заберет ее с собой в Антиохию.
- Филла, чего кричишь?
- О боги, он еще спрашивает!.. Двое суток ищу.
- Понимаю, что ищешь. Для чего?
- Для чего ищу? Тебя хочет видеть караванщик.
- Он еще не уехал?
- Тот, скупой, уехал. Хочет видеть другой, бородатый. Два дня как приехал. Сказал, чтобы я без тебя не возвращалась.
- Где он?
- Недалеко на берегу, где караванный стан.
Демосфен оставив носилки, приказал рабам, возвращаться в штаб, а сам с Филлой быстрым широким шагом пошел напрямик, тропкой через песчаные пригорки вниз к морю.
Приземистая толстобедрая Филла еле успевала идти за ним. Иногда забегая вперед, зыркала на него ослепленными похотью глазами, спрашивала.
- Ты сегодня ночуешь у меня?
- Почему у тебя? Я имею свое жилье. Тебя носатый караванщик оставил?
- Я его бросила. Он скупой и жадный. За драхмочку и повеситься готов. Я таких не люблю.
- Новый караванщик лучше?
- Этот? Нет. Он старый, бородатый да еще и хромой, - сказала Филла и остановилась. Она увидела молодую египтянку, шедшую в стороне. - Нили, слышишь? Нили, это Демосфен. Он у меня ночует.
Женщина остановилась, недоверчиво посмотрела на Филлу и пошла дальше.
- Камилла! Камилла!.. - снова закричала Филла, увидев другую молодую женщину. - Вот этот парень идет ко мне, у него царский ярлык. Слышишь? Он идет ко мне!
Демосфен спросил:
- Филла, постыдись, зачем подругам говоришь неправду?
- Разве ты не ночуешь у меня?
- Нет, не ночую.
- Ну и не надо. Они уже знают, что ночуешь, и будут умирать от зависти.
Караванщика нашли быстро. Он осматривал верблюдов. Лохматая черная борода и давно не стриженые волосы закрывали лоб и щеки и невозможно было сказать, сколько ему лет. Только пытливые глаза и быстрые движения тела говорили о еще энергичном и нестаром человеке. Они сели около палатки на верблюжьи вьюки. Караванщик передал привет от управителя Канцелярии Маркуса и сказал, что управитель надеется на успешную торговлю. Бородач проковылял к шатру и принес оттуда кусок ослиной шкуры, на которой написано: "Постарайся доставить половину товара в этом году, деньги будут. Прт." Демосфен понял, о каком товаре пишет Протей. Он хочет, чтобы Птолемей пришел в этом году с малым войском. Догадался и о том, что отправленное ему письмо с предыдущим караванщиком он еще не получал. А в нем он писал, что купцы в Александрии готовят большой товар и скоро пойдет на Антиохию.
- Как быстро двигается караван и когда он будет в столице селевкидов, - поинтересовался Демосфен.
- Скорость каравана зависит от самого слабого верблюда. Таких верблюдов у меня нет. Когда буду в Антиохии? Не скажу. Боюсь, что подслушает зловредный Сетх и сделает все наоборот.
Демосфен поблагодарил караванщика и подал несколько монет.
- Нет, нет! Ничего не возьму. Мне уже заплатили. Может, что передать? Лучше напишите, чтобы не забыл.
Филла, которая молча сидела около них, приблизилась к Демосфену, прошептала:
- Борода не хочет брать деньги, то отдай мне.
Караванщик услышал и грозно крикнул:
- Пошла отсюда!.. Жадная ослица!.. Я тебе уже давал.
Филла обиделась, закусила губу, вскочила:
- Старый, лохматый верблюд! Тебе что, чужих денег жалко?
- Прочь!
Когда обиженная Филла ушла от них, вертя задницей, они зашли в палатку, где Демосфен написал тоже на куске ослиной шкуры: "Все хорошо. Товар поспешно готовят. О половине побеспокоюсь. Дем.".
На следующий день утром он пришел к Клеофарду. Там два оседланные жеребца, буланый и темно-серый в яблоках, стояли возле дома, и скульптор поил их из деревянного ведра. Увидев Демосфена, радостно крикнул:
- Разъясни наконец, что это значит. Воин, который привел коней, сказал, что они твои и больше ничего не знает. Ты не говорил, что имеешь коней. Откуда они?
Демосфен коротко рассказал о встрече с Эвергетом и своем желании немного попутешествовать по Египту. Клеофард с радостью согласился быть проводником. Он попросил Демосфена подождать возле коней, а сам пошел в дом, чтоб собраться в дорогу. Через полчаса вернулся с сумками.
- Друг, посмотри на улицу… Какая очаровательная девушка прошла! Хоть бери и лепи с нее статую богини.
Демосфен подтягивал подпругу на буланом. Обошел коня, глянул на улицу, куда показывал скульптор, и громко крикнул:
- Ида!
Девушка остановилась, стоит, прислушивается.
- Ида! - снова крикнул Демосфен.
Девушка, обернулась, увидела Демосфена и, выкрикивая: "Это ты!.. это ты!", подняла руки, как крылья, подбежала к нему и повисла на шее. Светящееся от радости лицо, расширенные черные глаза говорили о большой и горячей преданности.
Обескураженный появлением Иды, Демосфен растерялся, с минуту глуповато улыбался, потом взял ее за руки и поставил на землю.
На ней была короткая голубая блузка с глубоким вырезом на груди, белая короткая юбчонка, черные блестящие волосы, собранные узлом на макушке, что напоминало царскую корону, и сандалии из ослиной шкуры на пробковых подошвах, подвязанные красными ремешками.
- Ида, ты откуда?
- Оттуда, - она показала пальцем в небо. - Ты мне рад? Демо, я знала, что увижу тебя.
- Рад. С кем приехала? Когда? Где остановилась? На какие деньги живешь?
- Ой-ой!.. Чтобы на все ответить, мне будет мало дня.
- Не шути. Откуда у тебя вот эта паскудная короткая одежка? Закрой пуп и бедра.
- Плохие ноги?
- Плохие, кривые, щербатые…
- Ой!
- Горбаты, сухи, костлявы…
- Ой-ой!
- Не ойкай. Немедленно купи нормальную одежду, какую носят порядочные городские девушки. А это, - он дернул блузку, - выкинь на мусорник.
- Демо, за какие деньги куплю?
Демосфен подал ей несколько золотых монет.
- Так много! Демо, где взял?
- Бери, и не спрашивай, баловница.
- Баловница, шалапутка, озорница, скандалистка, колючка…
Клеофард, который стоял в стороне с интересом следил за ними, напомнил, что пора ехать, ибо дорога далекая.
- Клеофард, прошу, подожди еще минутку, - сказал Демосфен и повернулся к Иде. - Слушай меня внимательно. Пойдешь к царскому дворцу, там найдешь дворецкого Неарха и скажешь ему, что ты моя сестра и с моего разрешения до моего возвращения будешь жить в моем покое.
- Не скажу.
- Почему?
- Я не твоя сестра.
- Скажи - любовница.
- Не скажу, потому что я - не любовница.
- Скажи что-нибудь, только скажи, - с раздражением настаивал Демосфен. - Не скажешь, тебя бросят в тюремную яму и будешь там сидеть до моего возвращения.
- Демо, не гневайся. Возьми меня с собой, - умоляюще промолвила. Не мигая, она смотрела на него доверчиво и преданно. - Возьми. В дороге буду защищать тебя от разных неожиданностей. Я знаю такое слово.
- Ида, ты снова за свое. Во-первых, у меня нет лишнего коня, а во-вторых, дорога будет тяжелой: пески, реки, горы, ветер, солнце, море… И я уже имею защитника, - он достал фигуру божка.
Она равнодушным взглядом посмотрела на фигурку:
- Это тот самый?.. Демо, возьми меня с собой.
- Не возьму. Жди в Александрии. До свидания.
Когда Демосфен с Клеофардом выехали за город и кони после красивого долгого бега пошли рядом, скульптор спросил:
- Кто та красавица, что хочет погреться около твоего сердца? У тебя еще солнечное лето и она хочет тепла.
- Не говори глупости. Ты ее не знаешь.
Клеофард удивленно посмотрел на Демосфена и молча, пришпорив коня помчался вперед. Вдруг конь оступился, попав ногой в нору какого-то зверька, и захромал. Они спешились, осмотрели ногу. Раны не было, но конь уже не мог бежать. Когда солнце село за горизонт, остановились возле какой-то речки. На пологом берегу молодой рыбак раздувал жар от костра, жарил рыбу. Демосфен спросил:
- Дружок, как звать речку?
- Речка, - ответил певучим голосом юноша.
- Сам вижу, что речка. Как ее называют?
- Она впадает в Нил.
- Знаю, что впадает в Нил. Как ее звать?
- А как тебя звать?
- Демосфен.
- А ее - Речка, - сказал рыбак, удивляясь, что чужестранец какой-то непонятливый, не знает того, что все люди знают.
- Хорошо, - пусть будет речка, - согласился Демосфен и пошел по берегу к другому рыбаку, который сидел на корме лодки, приткнувшейся к берегу, и ловил рыбу странным методом. Он доставал из деревянной кадочки икряную трепещущую рыбину, быстро хитрым способом привязывал ее на нитку и кидал в воду около кормы. Там сразу появлялись несколько самцов. Рыбак подсадкой из лозы ловил их и выкидывал на берег.
На противоположном берегу, за рядом деревьев, на широкой наклонной площадке виднелись разрушенные колонны и стены какого-то сооружения. Демосфен поинтересовался у рыбака:
- Парень, скажи, что это за развалины? Там был когда-то дом, храм?
- Там руины, - ответил равнодушно рыбак.
- Я вижу, что руины, а раньше что было?
- Там всегда были руины, - сказал рыбак и начал быстро орудовать подсадкой, вылавливая крупных самцов около лодки.
Солнце зашло за горизонт и сумерки затопили речку. Птичий гомон притих, только кое-где еще плескались на плесах речки водоплавающие птицы. Демосфена не покидала мысль о руине. Он спросил Клеофарда, знает ли он что-либо о ней.
- Конечно, знаю. Это следы деятельности одного фараона, еретика-реформатора, который жил много лет назад и правил Египтом.
…Верховный жрец Тау со священным жезлом в руках стоял перед фараоном Аменхотепом Четвертым и говорил ему о негативных последствиях войны, которую он ведет долгое время:
- Брат, остановись. Твоя земля уже достигла самых далеких морей и гор. Далекие цари и вожди признали тебя великим и могучим, и боятся тебя. Остановись, ибо разрушенное хозяйство и обнищание приведет народ к непослушанию. На юге уже беднота восстала, а утихомирить ее нечем. Войско держишь далеко, а тут ни одной когорты нет. Остановись… Пока не поздно. У тебя нет совсем желтого металла.
Последние слова жреца Тау так остро укололи фараона, что он вскочил из кресла и подбежал с кулаками к жрецу:
- Да, желтого металла нет, но он есть у тебя и твоих жрецов!
- Я все отдал, что имел.
- Врешь, брат, врешь. Не все отдал. Прячешь.
Фараон Аменхотеп понимал и в душе соглашался с верховным жрецом, что развязанные им долговременные войны разрушают державу, но остановиться не может, счастье само идет в руки: цари и вожди соседних земель не дают должного отпора, легко принимают его подданство. Еще немного войны - и он овладеет миром. Но для этого нужен флот, чтобы победить людей моря. А желтого металла, чтобы построить суда, нет. А продуктовые запасы исчерпались. А египтяне бунтуют. Они хотят жить в достатке. А откуда его взять? За какие вещи обменять?.. И он приказывает Тау собрать жрецов окружающих храмов и привести к нему.
Через несколько дней после беседы верховного жреца с фараоном бритоголовые жрецы с символами своих богов, которым служат, собравшись во дворе фараона, толпой стояли против солнца, ожидая Аменхотепа. Фараон появился в сопровождении своего верного начальника охраны Семнехкари и нескольких придворных чиновников. Без пояснения он сразу попросил их поделиться с ним своим богатством, чтобы закончить войну и начать строить мирную жизнь. Но жрецы в один голос заявили, что все, что имели, уже ему отдали и теперь сами голодают. Это разгневало фараона и он накинулся на них с угрозами и руганью:
- Вы все лжецы и ваши боги лживы!.. Наплодили богов много, а что хорошее от них имеем? Кто мне помогает? Никто. Вы прячете свои нечестно нажитые состояния, натравливаете людей на меня… Вы разрушаете Египет. Вы гиены, которые ждут дня, чтобы полакомиться моим телом. Не будет! Всех выгоню, поубиваю, сожгу! Думаете, что вы над фараоном?! Нет. Фараон над вами был и будет!
Еретичные и обидные слова глубоко оскорбили жрецов. Они взбунтовались, грозно замахали на Аменхотепа жезлами, выкрикивая, что он сам лжец и обманщик. Они честно служили и служат Египту и своему народу. Заповеди предков не нарушают. Боги не выдуманы, они живут и хорошо слышат ложь фараона.
- Фараон, ты будешь наказан богами!..
- Кто это сказал?! - выкрикнул фараон.
- Мы все это говорим, - хором ответили жрецы.
Очень разгневанный, Аменхотеп приказал Семнехкари наказать палицами жрецов, которые громче всех кричат и оскорбляют его, наместника бога на земле.
Семнехкару повторять не надо. Он отобрал трех крикливых и велел стражникам приступить к экзекуции. Наказывали в кошаре для овец и так озверело били, что один из жрецов умер. Присутствующие служители культа толпой насели на фараона, хотели побить, но вмешалась стража, и они разбежались по своим храмам и там закрылись. Среди прихожан появилась весть, что фараон убивает жрецов. Вскоре в соседних поселениях голодные египтяне собрались и пошли к фараону требовать продуктов и справедливого отношения к жрецам египетских богов. Аменхотеп встретил их спокойно. Заискивающим голосом сказал:
- Люди, братья и сестры мои, сердце болит, когда вижу нищету и истощенные работой тела. Я плачу над бедой нашего Египта. Я хочу сделать нашу страну богатой и великой, но на дороге стоят жрецы старых богов. Они имеют большие богатства и поделиться не хотят с вашим фараоном, чтобы приобрести вам продукты, а воинам оружие. Люди, не верьте им, они не хотят вам добра. Поверьте в единого настоящего бога Атона-Солнце, который сейчас на небе смотрит на вас и согревает. Он истинный, ибо мы его видим и чувствуем телом и разумом. Люди, отбирайте у жрецов богатства - оно ваше. Отбросьте старых богов и примите в сердце Атона.
Египтяне слушали и не понимали, о чем говорит Аменхотеп. О каких богах толкует? Кто из них старый, а кто молодой и почему только один бог Атон настоящий? Не понимали и молчали. Но фараонова речь об их нищете и тяжелом неблагодарном труде нашли место в душах. Подсознательно, из подсказки фараона, они понимали, как избежать голода: необходимо отнять богатства у служителей политеизма (многобожия) и поделить между собой. Кто-то из толпы выкрикнул:
- Фараон говорит правду. Они имеют, а мы нет!.. Он говорит правду!
Фараон возбужденный, до пояса обнаженный, в белой нижней рубахе, подняв вверх руки, заклинал присутствующих идти с ними к храму бога Птаха, что стоит недалеко от дворца.
На площади перед храмом люди остановились, а фараон с охраной зашел в храм и вынес оттуда кипарисовый сундучок.
- Египтяне, это только частичка богатства жреца, - сказал Аменхотеп и высыпал оттуда кусочки золота на песок. - Берите себе - это ваш хлеб, козы, овцы. Берите и не бойтесь старых богов. Они бессильны!
Он схватил охапку хвороста вперемешку с сеном, занес в храм и поджег от светильника. Вспыхнуло пламя. На площади люди упали лицом в песок. Затаив дыхание, ждали кары богов. Их голые спины, бедра и кудлатые головы поблескивали на жарком солнце и напоминали мифические существа, которые внезапно неведомо откуда появились и замерли перед кучкой кусочков желтого металла. В сознании жил страх: вот сейчас затмится солнце и настанет вечная ночь. А не будет солнца, не будет ни света, ни тепла. Не вызреют посевы ямса, не будет ни травы, ни овощей. Настанет голод и смерть. Несколько лет тому назад, чтобы наказать за большие грехи египтян, небесное светило среди белого дня потемнело и на небе появились звезды. Благодаря жрецам, которые молитвенно упросили богов смилостивиться, и солнце снова засветилось.
Люди лежали под горячим солнцем и не шевелились. Ожидали. Но солнце не темнело и грома не было, а фараон говорил:
- Видел ли кто из вас, чтобы какой-то старый бог орошал землю под посев ямса, или кормил осла, или носил на поле воду из речки, или кормил свиней, или пас коз, или тянул тележку? Кто видел? Никто. Я тоже не видел, ибо их нет и они ложные. Только один бог Атон правдивый. Он любит вас. Если и вы полюбите его, то он наградит вас и лепешками, и медом, и мясом, и фруктами, и высоким урожаем овощей…
Когда храмовое строение сгорело дотла, люди оставили площадь и попрятались в своих камышовых хижинах.
Несколько дней кучка золотых кусочков лежала на песке. К ней подходили прихожане храма, становились кругом, любовались золотом, но брать не осмеливались: оно не их. А по ночам им снились волшебные сны. Будто их карманы полны золотом и козы в золоте, и куры золотые, и все двигающееся золотое. А сами они лежат в тени под деревом, наслаждаются отдыхом и рабы обмахивают их большими, как у фараонов, опахлами.
Как-то вечером сучковатой палицей лоботряс подгреб себе кусочек золота, взял в руку и начал перекидывать с ладони на ладонь, выкрикивая:
- Оно не печёт! Вот смотрите, не печет!
Это стало как бы сигналом для присутствующих. Они сразу все набросились на кучку, хватали золото и быстро убегали. А убедившись, что боги молчат, солнце светит, пошли к торговцам, что прибыли с моря, выменяли на них много продуктов питания.
Неординарный поступок фараона Аменхотепа в столице Фивах всколыхнул бедняцкие массы. Сначала кое-где группами, по несколько человек, бедняки нападали на жрецов, убивали их, а храмы разрушали и грабили. Позднее разбой стал общей бедой. Фараон поспешно приказал Семнехкару организовать из бедняков карательные отряды и направить в провинции для организованного отнимания богатства у жрецов и разрушения храмов многобожия. Команды сами решали, какие ценности отбирать у служителей культа и какие храмы разрушать, каких жрецов казнить, а каких направлять в каменоломни и там заставлять их работать наравне с рабами. И побежал страх с большими глазами впереди Аменхотепа.
И покрылась земля египетская руинами, и заняли государственные посты бывшие лодыри и авантюристы, неучи и самозванцы. Они зорко следили за каждым египтянином и карали смертью, кто не признавал бога Атона и его наместника на земле фараона Аменхотепа. Богатство из храмов перекочевало к фараону. Он провел ряд социальных реформ, диктаторскими методами усилил правопорядок, начал сооружать ирригационные каналы, строить морские суда. Поскольку был наместником бога на земле, то отрекается от своего простого имени Аменхотеп и приобретает божественное Эхнатон. На восточном берегу Нила строит новую столицу и называет ее Ахетатоном (горизонт Атона). А построив, оставляет древнюю столицу Фивы и переезжает в новую. Там строит многоколонный роскошный храм имени бога Атона, широко рекламирует себя как мудрого и доброго отца народа египетского, принуждает изображать его на картинах и рельефах как делового властителя, который любит детей, целует свою жену, а над их головами белеет солнечный диск - символ бога Атона. Художники рисуют его с женской фигурой, отважным лицом, расширенными глазами, длинным носом и большими ушами - все видит, все слышит. Казалось, успех обеспечен. Нищета побеждена, население поддерживает фараонову реформу, люди не голодают. Но так длилось недолго. Спустя несколько лет подули из пустыни горячие суховеи. Прилетела проклятая саранча и уничтожила остатки убогих посевов, буря потопила морские суда и ко всему этому горю нагрянули жестокие хетты, оккупировали четверть державы. Население снова зароптало, а годы плывут, а любимая жена Нефертити не рожает ему сына, наследника короны. Когда она родила шестую девочку, он обратился к нубийскому прославленному предсказателю за советом. Тот долго ворожил на огне и звездах и наконец сказал, что фараону родит сына молодая женщина из его рода, которая имеет светлую кровь бога Атона. Тогда придворные лица вспомнили, что такую кровь имеет его старшая дочка Меритатон, - когда бывает поранится, то рана на ее теле долго не заживает и оттуда сочится бело-розовая кровь, сукровица, что схожа с солнечной кровью Атона. И фараон без раздумий берет в жены дочку.
Свадьба была многолюдная и громкая. Из провинций приехали управители, вожди и военачальники. Под звуки музыки сестер жрец храма Атона окропил жениха и невесту водой из Нила, окурил миррой, осыпал головы красными лепестками дикой розы и, перевязав им руки травяным перевеслом, при свидетелях повел в спальню, где они зачнут сына - нового фараона. Через год Меритатон забеременела - и фараон снова полон новых надежд, планов и энергии. Но случилось совсем неожиданное. Меритатон рожает сына мертвым. Фараон в гневе кидается на нее с кулаками, душит. Младшие сестры защищают ее, приводят в себя, а отца запирают в кладовке. Там он успокоился и просит прощения у Меритатон с надеждой, что снова родит сына, но живого и здорового. Через полгода она беременеет, а еще через три месяца умирает. Фараон делает ей пышные похороны, бальзамирует и хоронит в пирамиде. Но сам впадает в отчаяние. Его сердце не выдерживает такой судьбы, он сходит с ума и умирает.
Новым фараоном становится воетысячник Хоремхеб. Получив поддержку от жрецов, он возвращает страну к старым порядкам. Начисто разрушает новую столицу Ахетатон и переезжает в Фивы. Последовательно и энергично проводит компанию по уничтожению памяти Эхнатона, провозглашает его еретиком и труп выбрасывает за город на поживу хищным зверям… Но с того времени в поведении египтян будто что-то надорвалось, они начали красть, лодырничать, жить чужим умом, и их сердца ослепли.
Только на четвертый день Демосфен и Клеофард достигли храма бога Амона-Ра. Его увидели издалека. Он стоял на пригорке, изрезанном белыми тропинками. На фоне заходящего солнца каменное сооружение храма было удивительным. Они придержали коней, чтобы полюбоваться необычной красотой.
- Таким чудом я его и представлял, - сказал Демосфен и пришпорил коня.
В поселении заехали к знакомому Клеофарду жрецу. Он пожилой, безбородый, в белом подпояснике, собирался идти в храм. Встретил приветливо, осмотрел коня, какой-то мазью смазал копыто и поинтересовался, что их привело к нему. Клеофард коротко сказал:
- Мой друг из Антиохии хочет посмотреть ваше святилище.
- Он антиоховец? - с ноткой недовольства спросил жрец.
- У него царский ярлык.
Жрец сразу повеселел и предложил сам показать храм. Но в его речи чувствовалась какая-то тревога. Клеофард сразу спросил:
- У вас что-то случилось?
- У меня - нет. А в храме - да. Случилось. Бог Амон-Ра разгневался на своих наложниц, гетер, и наслал обезьянью болезнь, - с печалью ответил жрец.
- На всех гетер? - быстро спросил Демосфен.
- Выявлено пока на красивейшей нашей жрице Адрастее.
Сифилис, или как называли египтяне, обезьянья болезнь, был большой бедой в Египте. Чтобы снизить уровень недуга, фараон приказал больных сифилисом умерщвлять. Такой жестокий приказ заставил больных убегать в чужие края, где болезнь была редкостью, и людей не убивали. Но гетеры убежать не могли, они были под строгим присмотром жрецов.
- Что же теперь будет? - спросил Клеофард.
- Будет то, что было с другими гетерами, которые болели… Наш храм бога Амона-Ра должен быть чистым от болезни и грехов. Иначе дорога к нему зарастет травой.
- Если это болезнь обезьяны, то почему человек искупает ее вину, - не успокаивался Демосфен.
Жрец долгим изучающим взглядом посмотрел на него:
- Верно мыслишь, сын. Но надо знать, что не шимпанзе выбрал себе в жены фараонову дочку Хермиану, а Хермиана взяла его в мужья. От него и заболела.
- Кто это знает?
- Все знают. Мы внимательно смотрим за нашими гетерами и периодически тщательно обследуем их. Если выявляем на ком-то бледно-розовую сыпь на теле, напоминающую фигуры дуг, колец, кокард, даем какое-то время на вызревание. Следим, когда появляются четкие признаки недуга: опухает рот, гнойные нарывы осыпают уши и щеки, язык начинает терять способность произносить слова, а нос проваливается, тогда мы говорим, что это обезьянья болезнь и применяем известные действия - умерщвляем больных.
В связи с чрезвычайным происшествием центральные ворота храма были закрыты, и посторонних не пропускали. Жрец согласился провести их в святилище по подземныму переходу.
Само здание храма - земной дом бога Амона-Ра - поражало своим величием. Огражденный высокой белой стеной, украшенной священными символами, резными надписями и рельефами, вызывал чувство таинства и мистики.
На площади перед храмом стоял высокий обелиск в честь Амона, а рядом с ним - каменная стела с изображением двух ушей и глаз. Перед пилоном, воротами храма, сидели писцы с пачками папируса и записывали вопросы прихожан к богу. Вопросы передавали жрецам, которые ревностно молились и давали ответы.
Около стены среди кипарисовых деревьев белели статуи фараонов девятнадцатой династии Рамсеса Первого и Рамсеса Второго. От них начиналась аллея сфинксов - каменных фигур с телом льва и головой барана. В конце аллеи стоял широкий мраморный жертвенник, на который по религиозным обрядам клали жертвы. Около жертвенника стояла Кассандра с царским стражником, он привез ее на обследование. На ней был шелковый женский пеплос и красный пояс, обвивавший ее стройный стан. Когда в сопровождении жреца Демосфен с Клеофардом проходили мимо них, она кинулась к Демосфену, упала перед ним на колени и начала слезно просить, чтобы защитил ее от унижения:
- Демосфен, ты близок к царю, защити меня. Я чистая. Я хочу жить. Скажи Эвергету, что у меня болезни нет.
Она смотрела на него умоляющими глазами и просила:
- Помоги, Демосфен. Я ничего не делала против воли бога.
Какой-то внезапный спазм стиснул горло, он пожимал плечами и молчал:
- Дочка, - сказал жрец, - встань с колен и вытри слезы. Безгрешных бог не карает. Я верю, что ты чиста, но мы обязаны обследовать.
На аллее сфинксов появились два жреца, они подошли к Кассандре, накинули на ее голову черный платок и взяв за руки, повели в храм. Жрец сокрушенно покачал головой и молитвенно проговорил:
- О наимудрейший Амон-Ра, смилуйся над красавицей Кассандрой. Она по твоему велению сумела стать возлюбленной царевича, чтобы со временем быть царицею и склонять к тебе людей. Смилуйся, но делай так, как сам хочешь.
Жрец еще раз провел ладонями по лицу и пошел к невысокому дому, примыкавшему к храмовой стене. Открыв дверцы, заплетенные диким виноградом, он жестом руки показал, чтобы Демосфен и Клеофард шли за ним. Спустились по ступеням вниз и пошли глубоким подземельем. Стены слезились и терпкий запах гнили вызывал кашель. На влажном каменном полу лежали шкуры, сброшенные змеями при линьке, иногда пролетали летучие мыши, садились на голову. В глубоких стенных нишах лежали мумии гусей и баранов, священных зверей и птиц и около них мерцали масляные светильники.
Сразу за поворотом был выход. Они по ступеням поднялись к выходу и зашли во внутренний дворик, куда только при торжественных посвящениях детей допускали простых египтян. Перешли дворик, обошли священное озерцо, в котором жрецы и жрицы перед проведением обрядовых ритуалов мылись.
Снова поднялись по ступенькам и попали в помещение жриц любви. Гетер не было, двери раскрыты, окна не зашторены и по помещению гулял сильный сквозняк. На известковых стенах были хорошо видны рельефы, живописи на эротические темы, тексты религиозных песен и священные символы.
Жрец не разрешил долго задерживаться в покоях, повел к святилищу, где хранилась статуя Амона-Ра. Его терракотовые ноги и руки были покрыты серебром, а лицо - золотом. На голове - голубая корона, усыпанная бриллиантами, и написаны демотичным шрифтом священные слова. В праздничные дни его одевали в роскошный наряд и подносили сладкую еду, как живому человеку. Когда жрецы считали, что он уже наелся, ставили на повозку и вывозили на площадь к молящимся.
Из святилища храма жрец повел Демосфена и Клеофарда к гипостилю, главному залу празднований, и там оставил. Сам пошел готовиться к религиозной церемонии.
Главный зал был просторный, с двумя рядами колонн. Воздух густо пропитан запахами мирры и иерихонского бальзама. Рельефы и стенописи, ряды символичных знаков, магических формул, иероглифы, скульптурные изображения бога Амона-Ра, гирлянды золотых и серебряных украшений на колоннах создавали чувство магической ауры, веяло глубокой тайной.
В сопровождении жены бога, верховной жрицы, в зал пришли гетеры в белых сорочках на бретельках и стали слева на расстоянии пяти метров от мраморного главного жертвенника храма. Среди них была и Кассандра. В ее глазах - боль и тоска, разочарование и мольба, страх и надежда. Демосфен встретился с ней взглядом - и его сердце сжалось, заплакало, он хотел помочь. Но как?
За гетерами появились музыканты, певцы и профессиональные плакальщицы с посудинами для слез, и стали справа от жертвенника. Через несколько минут пришли жрецы в высоких париках и длинных позолоченных подпоясниках. Они зажгли светильники и курильницы с миррой и ладаном и стали окуривать присутствующих. Заиграла музыка и хор запел гимн в честь бога и царя Птолемея. Две танцовщицы вышли на середину зала и исполнили ритуальный танец подземного царства.
Сразу по жесту верховного жреца музыка стихла и танцовщицы легли на пол ниц. Из смежного зала вышла босая, голая, больная сифилисом молодая красавица Адрастея. За ней шел храмовый жрец-гипнотизер, он выполнял редкие религиозные обряды в храме.
Адрастея, напоенная чаем из наркотических трав, была как бы невменяема: движения рук и ног скованы, глаза безумны, кожа от высокой шеи до колен поражена красно-бурой сыпью. И безразличие и невосприятие окружающего, пухлые уши и язвы на губах, и разукрашенное сыпью тело вызывали отвращение и одновременно сочувствие.
Маг остановил ее перед жертвенником и вкрадчивым голосом сказал, чтобы она смотрела на серебряный шар, который держит перед ее глазами.
- Адрастея слушай меня и больше никого, - говорил мягким голосом маг. - Ты идешь по белым широким ступеням… Ты видишь цветущую поляну… Солнце греет твои плечи, ты подставляешь щеку и оно целует… Ты счастлива и тебе улыбается мама, она идет тебе навстречу…
На губах Адрастеи появилась теплая улыбка, глаза широко открылись, она наклонилась вперед, чтобы побежать к маме, но маг остановил:
- Адрастея, мама придет, когда твоя болезнь будет сожжена в огне… И ты будешь чистой. А теперь ложись на мягкую постель и смотри в небо, по которому идешь к маме.
Адрастея послушно выполнила волю мага, и легла лицом вверх на жертвенник.
- Теперь усни. Ты спишь и тебе снится детство. Ты играешь с белой собачкой и она лижет тебе руку. Ты сказала: На!.. Цю-цю, на! И она лижет тебе щеку… Спи.
Появился экзекутор в долгополой черной хламиде и маской крокодила на лице.
В группе гетер кто-то отчаянно вскрикнул. Две жрицы подняли гетеру, которая, сомлев, упала, и оттянули за широкий цоколь колонны.
Жрецы в экзальтации подняли руки вверх и гетеры упали на колени, склонив в трауре пышноволосые головы. Плакальщицы теснее подошли друг к другу, перепуганными глазами смотрели на жертву. Настала долгая гнетущая тишина, казалось, что она невидимыми лапами повалит всех на пол, чтобы раздавить и сжечь на своем черном огне.
Экзекутор наклонился над Адрастеей, сбрызнул водой лицо, подул три раза на глаза, и положил кусок отравленной ткани на ее губы. Тело конвульсивно дернулось и замерло. Адрастея, вытянувшись, лежала с улыбкой, будто спит и во сне видит хороший сон. Ее растрепанные черные волосы и закрытые глаза, и дивный, ровный покой на лице не говорили о трагичном конце. Она спала.
Экзекутор покинул зал и жрецы окружили жертвенник, в молитвенной экзальтации начали метелками из перьев отгонять злые силы, что остались после гетеры. Раздались тоскливые звуки флейты, заплакали, заголосили плакальщицы, и танцовщицы снова запрыгали, забегали по залу, исполняя танец печали и душевной боли.
Служители храма принесли кедровые носилки. На них положат мертвую Адрастею и вынесут на пригорок к костру, где и сожгут. Впереди похоронной процессии будет идти верховный жрец с жезлом из слоновой кости и выкрикивать, что Адрастея прощена богами и она будет пребывать в подземном царстве бога Осириса.
Демосфен дернул Клеофарда за рукав:
- Идем отсюда, пока живы и не свихнулись.
Они вышли из храма и долго шли молча по улице, будто в пустоту, не было ни тревоги, ни чувства сожаления.
Клеофардов конь еще хромал, и они решили возвращаться домой, ибо на хромом коне далеко не уедешь. Когда седлали коней, пришел запыхавшийся от быстрой ходьбы жрец. Он торжественно возбужденный, довольный собой, еще на ходу начал говорить:
- Со дня основания нашего храма таких важных похорон не было. Теперь далеко будут говорить о нашем храме. Нас будут знать и мы будем у людей на высоте.
- Известность хороша и полезна, когда она несет радость, а не печаль, - промолвил Демосфен.
- О, вы ничего не понимаете, - пробурчал жрец. - Мы вовремя нашли и остановили страшную болезнь. Пусть знают все, что наши гетеры чисты. Они хорошо воспитаны и красивы. Таких нет ни в храме бога Птаха, ни в храме Хора, ни в храме Баста. Там жрицы косолапые, курносые и толстозадые. Только наши не имеют женских пороков. Их опекает царь Птолемей, а его сын, как вам известно, симпатизирует Кассандре, и они любят друг друга.
Чтобы не гневить жреца, Демосфен согласился с его мнением, что жрицы любви храма, в котором он служит, самые умные и красивые и таких больше нигде нет. Жрец повеселел и велел ключнице собрать что-нибудь из продуктов гостям на дорогу, ибо конь еще хромает, а дорога будет длинная. Проворную худенькую ключницу ждали недолго. Она принесла в корзине сыр, лепешки, рыбу, а в козьем меху - вино. Распрощались дружно с поклонами. Когда выезжали, жрец снял сандалии и кинул им вслед: Приезжайте еще!
В дороге конь еще больше захромал и пришлось идти пешком. Ночевали на опушке леса за озером… Разожгли костер, чтоб отпугнуть гиен, которые шныряли в кустах поблизости, выискивая поживу, и пискливо тявкали, пугая коней. Спали на куче опавших листьев. Демосфен долго смотрел на звездное небо и чувствовал, как оно постепенно заполняет собой душу, вытесняет оттуда остатки печали от увиденной расправы жрецов над больной гетерой. Ему не спалось, не спал и Клеофард.
- Клеофард, что ты скажешь о судилище в храме?
Клеофард сам об этом думал, но не находил ответа. Чтобы не молчать, сказал:
- Без веры жить нельзя. Вера - это больше, чем знания.
- Согласен, но то, что делалось в храме, не вера, а что-то схожее на торгашество. Слышал, что сказал жрец? Он доволен, что болезнь именно в их храме случилась и теперь о храме будут говорить далеко. А поскольку будут говорить, то больше будет посетителей.
- Демосфен, люди творят богов по себе. Какие люди, такие и боги.
- Об этом я уже слышал. Мир меняется, люди тоже, а жрецы - нет. Почему?
- А почему Птолемей почитает эллинских богов? Их двенадцать на вершине горы Олимп. Они там живут, пируют, общаются с эллинами и не подозревают, что как только эллины поднимутся на вершину их горы, им места там не останется. Наши боги живут рядом с нами и живут столько, сколько живем мы.
- Мне нравится твой патриотизм, Клеофард. Ты любишь Египет.
- Чтобы не любить страну в которой родился и живешь, надо иметь пустое сердце и глупую голову. Мы, египтяне, хотим вернуть Египту былую славу и могущество. Такое время настало. Вернем свои земли.
- Земли, которыми владеют антиоховцы? Это уже война, - заметил Демосфен.
- Может, и война. За правду можно и повоевать. Правда стоит войны.
- Однако на войне первой жертвой становится правда. Ты этого не знаешь?
Клеофард уклонился от ответа, понимая, что говорит не то, что хотел бы сказать, но оно само срывается с языка.
- Пока антиоховцы не отдадут наши исконные земли, мы считаем их своими врагами.
Демосфен почувствовал, как что-то неприятное и холодное проникает в его душу. Он с чувством сдержанного оскорбления сказал:
- Я антиоховец и хочу быть вам добрым соседом. Имеешь доброго соседа, имеешь два дома. Мне неприятно…
Скульптор поспешил смягчить беседу:
- Ты не антиоховец, ты друг Береники, возможно, будешь ее мужем. Ты должен любить Египет больше, чем я.
Демосфен подумал: "Войны сохраняют египетский патриотизм. Убери войну - и Египет останется без патриотов". Но скульптору сказал:
- Что-то я перестал тебя понимать…
Неожиданно пошел дождь и они накрылись плащами. Утром ветер подул с юга, разогнал тучи и высушил росу.
В Александрию прибыли под вечер. На конном дворе к Демосфену подошел Дарий и поздоровался по-военному:
- Хайре, Демосфен!
- Хайре, Дарий! Что тут делаешь?
Дарий уже не кидал злых взглядов, как бывало, говорил виноватым голосом:
- Демосфен, я ошибался. Ты не селевк, ты друг царя Птолемея, значит, мой друг. Забирай себе Иду, я не против. Только заплати мне за нее.
- Платить?
- У нас такой обычай. Если муж не заплатил за жену, она считается незамужней и может быть неверной. Заплати одну драхмочку. Для тебя это не деньги.
- Нет, Дарий, платить я не буду. Я женат.
Дарий удивленно посмотрел на него, взял за повод буланого и повел в конюшню.
Демосфен смотрел на него в спину, а перед глазами видел Иду, ее добрые черные глаза, в которых светилась сердечная доверчивость, слышал ее страстный, с особым тембром голос. Наверно, она уже познакомилась с Рувимом и он вечерами учит ее слушать звезды… Почему так легко отступился от нее Дарий? Не любит? Чего же добивался? Может, оракул прав: Дарий по природе раб, который хочет стать рабовладельцем.
- Демосфен, ты вернулся? - громко крикнул военачальник Катон, выйдя из помещения штаба.
- Смотрю: кто? Демосфен. Ты ожидаешь Эвергета? Нет его.
- Где же он?
- Ты ничего не знаешь? Неприятная история. Идем со мной.
Катон повел его в заплетенную виноградной лозой беседку, где стояли топорно сделанные стол и скамейка.
- Прошу, садись, - Катон рукой показал на скамейку. - Неприятность, Демосфен, большая. Приехали царские стражники, силой забрали Кассандру и повезли в храм на обследование, будто у нее обезьянья болезнь. О, что тогда сделалось с Эвергетом!.. Он плакал, разорвал на себе одежду, кричал, что его насильно враги хотят уничтожить, ибо любит Кассандру. Привез лекаря и попросил осмотреть его тело. Лекарь сказал, что знаков болезни нет, но может появиться, когда созреет. Это совсем сбило с толку царевича. Он выпил бадью вина, упал на носилки и его отнесли во дворец. Там, говорят, просил царя, чтобы не трогал Кассандру и не позорил. Но царь не дал согласия. Тогда Эвергет закрылся в своем покое, никого не пускает и четвертый день ничего не ест.
Демосфен посочувствовал и попросил военачальника дать колесницу, чтобы доехать до дома. Тот приказал слуге запрячь коня.
С Клеофардом Демосфен распрощался на перекрестке улиц недалеко от дворца. Сошел с колесницы и пошел к воротам царского двора, около которого рабы чурбаками утрамбовывали только что поставленную каменную стелу с надписью: Египет люби, или убирайся вон!
"Это уже конкретно ко мне обращается царь" - подумал Демосфен и быстро пошел к своему дому. Всбежал по ступенькам на второй этаж… Иды нет. Посмотрел в другую комнату - нет. Заглянул за штору, может, шутя спряталась? Нет. На столе увидел табличку из белой глины. На табличке угольным карандашом написано: "Демо, где ты? До свидания. Ида, которая всегда опаздывает". Что это? Откуда табличка? Ничего не понимая, он взял табличку и уже хотел идти к Рувиму, может, что знает, но оракул сам пришел и с порога крикнул:
- Вы уже дома?
- Дома.
- Рад видеть. Знаете новость? По глазам вижу, что знаете.
- Имеете в виду обезьянью болезнь?
- И о болезни, и об Иде. Ида обязательно будет царицей. Она хочет быть грамотной, как вы. Возьмите ее с собой и сделайте счастливой.
- Где она?
- Не знаю. Хочу вас осчастливить. Домой в этом году вы не вернетесь. Будете жить в нашей столице Александрии до следующего лета.
- Что? - расстроено спросил Демосфен. Он такого "счастья" не ожидал. Рувим заметил его беспокойство.
- Вы недовольны? Думал, обрадуетесь возможности до следующего лета жить в Александрии с вашей красавицей, а вы загрустили. Радуйтесь, войны с Лаодикой не будет. Египту предстоит воевать с гиксосами.
Такое сообщение еще больше опечалило Демосфена. Протей просит, чтобы Птолемей пришел в этом году. Почему? Это только ему известно. Наверное, есть какие-то важные причины?.. Что теперь?.. Как быть?..
Птолемей тоже ломал голову: что делать? Проклятые гиксосы, таки пошли на Египет, а македонцы собираются войском помогать Лаодике. А тут еще и Эвергет заболел от безумной любви к Кассандре. И все это навалилось одновременно на его голову, и как раз тогда, когда выпал шанс отвоевать без большой крови бывшие египетские земли; когда Береника добровольно обещает передать под его царскую руку всю Селевкидию. Что делать? Воетысячник советует сначала разгромить гиксосов, а потом идти на Антиохию. Но "потом" может быть поздно: македонцы первыми придут в Антиохию, помогут Лаодике и ее единомышленникам собрать антиегипетские команды в провинциях, и тогда их не одолеешь.
Птолемей с разбитой надеждой на быстрый, как казалось, успех ходил по комнате из угла в угол и чувствовал, как в нем нарастает гнев. Кто стал поперек его дороги? Почему именно теперь, когда так близко стоит заветная мечта? Кто наслал на сына любовь к гетере?
Затуманенный его взгляд остановился на белой статуе богини домашнего уюта Хатхор. "Это Она… Она! Я же просил ее, молил, призывал к помощи, просил защитить Эвергета от Кассандровой страсти. Не сделала… Паршивка! Самозванка!..". Он схватил серебряный кувшин с водой, что стоял на столе и плеснул ей в лицо:
- Вот тебе!… Вот!.. Пошла против меня? Вот тебе! - когда выплескал всю воду, стал бить ее кувшином по голове, по спине, по плечам: - Вот тебе за неуважение к царю, за мои заботы. Вот!..
Он от всей души щедро изливал свою боль и ненависть на статую богини. Сжал кувшин обеими руками и бил, и бил изо всех сил… И чем дольше и сильнее бил, тем легче становилось на душе. Гнев стихал, ненависть погасала и голова просветлела. Он бросил кувшин на пол и сел в свое кресло. И тут внезапно почувствовал острую боль в сердце, как будто кто-то резко ткнул в него шилом. Схватился рукой за сердце, примирительно посмотрел на исковерканную статую Хатхори, прошептал:
- Прости… Ты сама виновата.
Когда пришел слуга, царь сидел в кресле бледный, как мел, пытаясь что-то сказать, но только шевелил губами и виновато водил глазами по комнате, будто кого-то искал…
Корисно? Сподобалося? - То поділіться!
Цим Ви допоможете своїм друзям, культурі України та нашому сайту. Дякуємо!
Угода про дотримання авторських та інтелектуальних прав
Пишіть реферати та курсові.
При передруці посилання залишайте на місцях!